— Вам следует почитать Лавкрафта.

Рядом с обложкой, изображающей щупальца, мужчина отбивался от бритвы, махая руками, его глаза умоляюще смотрели в камеру. Кук чуть не схватил Чарльза за руку, но тут же отпрянул. Они вошли в переулок. Две собаки, копавшиеся в мусорных баках, зарычали и убежали прочь. В освещенном окне над разбитым стеклом, торчащим из стены переулка, кто-то играл на скрипке.

За домами в конце переулка бежала Северн. Лодка исчезла; спокойные огни плыли против течения. Газовые лампы оставляли окна домов тёмными и зияющими, перемещая тени за сломанными покосившимися дверями.

— Сюда, — сказал Кук, откашлявшись.

— Здесь?

Кук направился в заброшенный паб, тусклое окно которого было покрыто пылью, на которой кто-то вывел пальцем свои имена. Чарльз засомневался: может быть, Кук был один? Зачем он заманил его сюда? Затем Чарльз поднял голову; за вывеской "РИВЕРСАЙД", прибитой поперёк второго этажа, он увидел яркий край окна и услышал намёк на голоса, смешанные с каким-то звуком, природу которого он не мог определить. Кука поглотил тусклый дверной проём; две собаки выбежали оттуда, скуля. Чарльз последовал за своим проводником.

Пивные бутылки громоздились на стойке пирамидами, скреплённые скотчем; в самом верху горели свечи, их пламя сплющивалось и прыгало, на мгновение обнажая сломанные ручки насосов на барной стойке, похожие на древние дубинки; чёрные зеркала, из которых удивлённо выглядывало лицо Чарльза, два ящика за стойкой, закутанные в мешковину. Надпись на стеклянной перегородке "ПОЛИЦЕЙСКИЕ — ТОЖЕ ЛЮДИ" на мгновение показалась ему ответом оракула. — О, полиция знает об этом, — прокомментировал Кук, поймав взгляд Чарльза. — Они уже привыкли к этому, они не вмешиваются. Нам сюда.

За стойкой бара тёмная лестница вела вверх; когда они проходили мимо большой невидимой комнаты, в пустом окне которой мерцала Северн, голоса стихли, уступив место звукам, которые беспокоили Чарльза. Кук дважды постучал в обшитую панелями дверь. Тайное общество, подумал Чарльз, удивляясь. Дверь открылась.

Звук вырвался наружу. Первая мысль Чарльза была о каком-то пиршестве: объединённый, ужасающий визг скрипок. В длинной комнате к нему повернулись лица.

— Снимите обувь, — посоветовал Кук, оставляя свои ботинки рядом с другими, стоявшими у двери, и ступая на мех, которым был покрыт пол квартиры.

Чарльз неловко подчинился, откладывая момент, когда ему придётся поднять глаза. Когда он это сделал, люди всё ещё наблюдали за ним: но не с любопытством, а с явным желанием познакомиться. Чарльз почувствовал себя принятым; впервые он был нужен самому себе, а не образу, которому он отчаянно подражал. Молодой человек в чёрном, открывший дверь, обошёл его, покачивая локонами своих длинных волос, и взял Чарльза за руку.

— Я Смит, — сказал он. — Вы в моей квартире.

Кук поспешил вперёд.

— Это Чарльз, — пробормотал он.

— Да, да, Кук, он скажет нам своё имя, когда будет готов.

Кук отступил, едва не споткнувшись о кого-то, лежащего ничком на меху. Чарльз огляделся: мальчики с волосами, которые они откинули с лиц, девочки, уже набравшиеся опыта, в углу пожилая пара, чьи глаза блестели, как будто гальванизированные — возможно, писатели. Они не были похожи на людей в офисе; Чарльз чувствовал, что они могли дать ему то, что он искал. У стен пронзительно кричали два динамика, несколько слушателей лежали рядом, подползая ближе.

— Что это такое? — спросил Чарльз.

— Пендерецкий. "Плач по жертвам Хиросимы".

Чарльз наблюдал за слушателями: человек с воображением мог распознать в звуках скрипок крики жертв, в пиццикато — треск горящей плоти. Возле одного динамика книга "За пределами веры" явно защищала фанерную стену от дымящейся пепельницы; рядом с ней лежали "Новые миры теоретической фантастики", "Мы проходим мимо", "Садизм в кино", "Интернешнл Таймс" и стопка порнографии от "Ультимэйт Пресс", над которой молча висели наброски Аушвица, сделанные Мервином Пиком.

— Закурите? — спросил Смит, доставая из кармана золотой портсигар.

— Нет, спасибо, — сказал Чарльз; когда он узнает их получше, то попробует марихуану, если в портсигаре именно она.

— Я буду, — прервал его Кук, беря чёрную сигарету.

Скрипки замолчали.

— Время? — предложил кто-то.

— Я позабочусь об этом, — Смит повернулся к Чарльзу извиняющимся тоном: — Мы не используем слова, если они не имеют смысла.

Он проковылял в угол и открыл дверь, которую Чарльз не заметил; за ней горел свет, как на дискотеке. Чарльзу показалось, что он слышит шёпот и металлический звук. Он огляделся, избегая лиц; за окном виднелась задняя часть вывески паба. Река была скрыта от него стеной, но он всё ещё мог различить тихую лодку в лунном свете. Ему хотелось, чтобы они говорили, а не наблюдали за ним, но, возможно, они ждали, когда он заявит о себе. Ему не хотелось, чтобы Кук стоял у книжного шкафа, чувствуя, как дрожит его спина.

Появился Смит, закрывая за собой дверь. Лица повернулись от Чарльза к нему.

— Чарльз пришёл, чтобы найти себя, — объявил он. — Туда, Чарльз.

Они встали и окружили дверь, оставив путь для Чарльза. Они были нетерпеливы — слишком нетерпеливы; Чарльз колебался. Он хотел быть частью чего-то, не одиночкой, и действовать в соответствии с этим. Но Смит неодобрительно улыбнулся. Мех успокаивал нервы Чарльза, как детское одеяло. Он двинулся вперёд.

— Подождите, — сказал Смит. Он уставился на Кука, всё ещё дрожащего перед книжным шкафом.

— Кук, — позвал он, — ты хочешь участвовать? Ты будешь проводником.

— Меня тошнит, — сказала спина Кука.

— Ты же не хочешь оставить нас после стольких лет?

Кук вздрогнул и повернулся к ним лицом. Он посмотрел на Чарльза, потом отвёл взгляд.

— Хорошо, — прошептал он, — я помогу ему.

По зову Смита, он первым прошёл в другую комнату.

Чарльз чуть было не повернулся и не убежал, сам не зная почему, но ему было запрещено отвергать людей, с которыми он только что познакомился. Он прошел мимо множества глаз в ослепительный свет.

Сначала он не увидел девушку. Там было так много всего: камеры на треножниках, ослепляющие прожекторы, висящие на верёвках, похожие на щупальца из рассказов Лавкрафта, в центре на полу стойка с аккуратно разложенными ножами, бритвами и острыми инструментами. Чарльз услышал нечто похожее на скулёж собаки на пристани. Внезапно он заглянул сквозь переплетённые веревки и оттолкнул Кука в сторону. К стене была привязана девушка. Её руки были вытянуты вверх как у распятого Христа. Она была обнажённой.

Головоломка раскрылась — "Интернэшнл Таймс", эротические журналы, камеры, порнофильмы — но Чарльз не чувствовал отвращения, только гнев: он зашёл так далеко ради этого? Затем алый отблеск привлек его внимание к тому месту, где должен был располагаться левый мизинец девушки. Не веря своим глазам, он уставился в пол,