достиг полностью заброшенных улиц. Здесь не было ничего, кроме Ингельса, зияющих домов и неровных тротуаров, небосвода, его одиноких шагов; город выглядел подавленным и тихим. Дома стояли плечом к плечу, рёбра открывались в небо, фасады из красного кирпича обнажали клочки разбитых стен и лестниц. Ингельс испытывал скрытое сочувствие к этой заброшенной местности, её безразличию ко времени. Он замедлил шаг. "Прогуляюсь немного. Частная выставка будет открыта ещё несколько часов. Расслабься". Он сделал это и почувствовал, как какой-то иррациональный импульс умоляет его.

"А почему бы и нет", — подумал он. Ингельс огляделся вокруг: никого. Тогда он побежал по пустынным улицам, опустив руки, почти касаясь пальцами земли. "Унга бунга, — подумал он. — Полагаю, это один из способов подготовиться к встрече с дикарями".

Он обнаружил, что его поведение коснулось памяти; возможно, память была его источником. Фигура, бегущая через руины, где-то рядом. Своего рода доказательство мужественности. "Но руины не являлись пустынными улицами города, — думал Ингельс, пока бежал вприпрыжку. — Просто плоские блоки из чёрного камня, в которых зияли квадратные окна. Заброшенные задолго до этого, но вряд ли пострадавшие от времени. Фигура, что бежала по узкой тропинке мимо каменных строений, не глядя на окна".

Облака ползли по небу, темнота заполняла улицы вокруг Ингельса. Он бежал, стараясь не смотреть на дома, позволяя им слиться с воспоминаниями, которых они касались. Всё становилось яснее.

"Тебе пришлось бежать всю дорогу по одной из каменных дорожек. По любой из них, потому что перекрёстков не было, только прямой непрерывный путь. Ты должен был бежать быстро, прежде чем что-то в окнах заметит тебя, подобно тому, как плотоядное растение замечает муху. Последняя часть забега была хуже всего, потому что ты знал, что в любой момент что-то появится во всех окнах сразу: существа, которые, хоть и имели рты, но не имели лиц". Ингельс неожиданно споткнулся и замер, разглядывая пустые окна домов. "Что это было? — рассеянно думал он. — Как один из тех снов, что я видел, которые казались такими яркими. Конечно, так оно и должно быть. Эти улицы напомнили мне одну из тех, что я видел во сне". Но Ингельсу почему-то казалось, что это воспоминание гораздо старше его сна. "Из утробы, без сомнения", — сердито крикнул он, обращаясь к своему колотящемуся сердцу.

Дойдя до выставки, он прошёл мимо неё. Вернувшись, он взглянул на адрес в билете. "Боже мой, вот она". Две улицы с грязными террасными домами, что сдавались в наём, располагались рядом; на входной двери одного из них Ингельс увидел надпись, которую он сперва принял за граффити. Она гласила: "Лаборатория искусств Нижнего Брайчестера". Ингельс вспомнил, как и когда происходило открытие этого заведения в прошлом году, приглашения на данное мероприятие прибыли через два дня. Проект, который он описал после торопливого телефонного интервью, выглядел совсем не так. "Ну что ж", — подумал Ингельс и вошёл в дверь.

В холле у стойки регистрации ползали два клоуна с детьми на своих спинах. Одна из девочек подбежала к стойке и посмотрела на Ингельса снизу вверх.

— Ты знаешь, где тут выставка? — спросил он.

— В заднице, — хихикнула она.

— Второй этаж, — сказал один из клоунов, который, как понял Ингельс, был местным загримированным поэтом, что гонял детей в отдельную комнату, полную надувных игрушек.

Второй этаж представлял собой лабиринт из фанерных перегородок в металлических рамах. На перегородках висели картины и эскизы. Когда Ингельс вошёл, его окружило с полдюжины человек, все художники, кроме одного, который пытался разжечь ладан в огнеупорном конусе. Чувствуя себя в меньшинстве, Ингельс пожалел, что не добрался до лабиринта.

— Вы только что разминулись с парнем из "Радио Брайчестера", — сказал один из художников.

— Вы собираетесь говорить со всеми нами, как он? — спросил другой.

— Вам нравится современное искусство?

— Хотите кофе?

— Оставьте его в покое, — вмешалась Аннабель Прингл; Ингельс узнал её по фотографии на обложке каталога. — Видите ли, они новички на выставках, и вы не можете их винить. Я имею в виду, что всё это шоу — моя идея, но их энтузиазм. Теперь, если хотите, я могу объяснить вам наши принципы, или вы можете прочитать о них в каталоге.

— Выбираю последнее, спасибо, — Ингельс поспешил в лабиринт, открывая печатный каталог. 1. Ребёнок с ушной трубой. Картина под номером 2: Без названия. 3: Человек, сующий свой нос в мусорную корзину — без названия. 4: Без названия. 5, 6, 7… "Ну, их картины, конечно, лучше, чем их проза", — подумал Ингельс. Благовония расплывались перед ним. Играющий ребёнок, наполовину погрузившийся в озеро. Почерневший, с зеленоватым оттенком город поднимался из моря. Крылатый цилиндр, скользящий над джунглями. Внезапно Ингельс резко остановился и повернулся к предыдущей картине. Он был уверен, что видел её раньше.

22: Атлантида. Но это была не та Атлантида, которую он видел на картинах. Техника рисования выглядела грубой и довольно банальной, очевидно, одной из примитивных, но Ингельс обнаружил, что она затрагивает образы, похороненные где-то в его подсознании. Покосившиеся каменные плиты казались огромными, море лилось с их поверхности, как будто оно только что триумфально ворвалось в поле зрения. Подойдя ближе, Ингельс вгляделся в темноту внутри каменной плиты, пытаясь разглядеть что-то находящееся за открытой дверью. Если из-за скалы виднелись очертания бледного лица, его владелец должен был выглядеть огромным. "Если бы он был", — подумал Ингельс, отстраняясь, — но почему он чувствует, что кто-то должен находиться за дверью?

Обойдя всю выставку, он попытался спросить о картине, но Аннабель Прингл остановила его.

— Вы понимаете, что мы подразумеваем под ассоциативной живописью? — спросила она. — Позвольте мне объяснить. Мы выбираем первоначальную идею случайными средствами.

— А? — спросил Ингельс, рисуя каракули в своем блокноте.

— На основе случайности. Мы используем И-Цзин, как Джон Кейдж. Американский композитор, он изобрёл этот метод. Как только у нас появляется идея, мы, молча, ассоциируемся с ней, пока у каждого из нас не возникнут свои мысли, которыми, по их ощущению, надо поделиться с другими. Эта выставка основана на шести первоначальных идеях. Вы можете увидеть разнообразие.

— Действительно, — прокомментировал Ингельс. — Когда я сказал "а…", я сделал это за обычных читателей нашей газеты, понимаете? Слушайте, меня особенно заинтересовал номер 22. Я хотел бы знать, как возникла эта картина.

— Это моя, — заявил один молодой человек, вскакивая, как будто он был самим Хаусом.

— Суть нашего метода, — продолжала Аннабель Прингл, глядя на художника, — состоит в том, чтобы стереть из памяти все ассоциативные цепочки, оставив только нарисованный образ. Конечно, Гив не помнит, что заставило его написать эту картину.

— Нет, конечно, — тупо повторил Ингельс. —