– Кому ты это должен?

– Если ты наймешь меня бебиситтером, я тебе расскажу. А сейчас дай мне Лильку.

Надо же было ему придумать такую неудачную формулировку!

Феликс так и засверкал:

– Навсегда?

Марат ответил спокойно, даже слишком спокойно:

– Можно и навсегда, если тебе не жалко.

Феликс швырнул мне трубку и выбежал из комнаты: ему уже стало ясно, что я все равно полечу за Линой.

Марат понял, что трубку держу я.

– Я уже взял билет на двухчасовый рейс, после него ты, не меняя аэропорта, через час можешь вылететь в Новосибирск. Люба встретит тебя в аэропорту с ключами от маминой квартиры и с ее лекарствами. Она умудрилась оставить их на тумбочке. В Новосибирске ты возьмешь такси, а дальше все зависит от тебя. Я только предупреждаю, что она очень больна, но не все о своей болезни знает.

– А практически что мне делать?

– Спокойно собраться, договориться с Сабинкиной няней, поцеловать Феликса и ехать в аэропорт. Я буду тебя ждать в кафе справа от входа. Мобильный у тебя с собой? Не забудь взять зарядник и паспорт.

Я хотела его спросить, неужели он на самом деле позволяет мне поцеловать Феликса, но сдержалась.

Зато в аэропорту я могла себе позволить поцеловать Марата – там все вокруг целовались. Может, они для того и приехали в аэропорт, чтобы безнаказанно целоваться? Наш поцелуй слегка затянулся, но автоматический голос скучно произнес номер моего рейса и номер ворот. Марат отпустил меня и протянул мне конверт с билетами – прямые в Москву и Новосибирск, первый класс: «А то ты очень устанешь», – и два обратных – тоже первый класс, но только в Москву и без даты.

– А в Цюрих?

– Я надеюсь, ты дождешься меня? Ты же не оставишь ее одну? Я возвращаюсь через шесть дней. – Он протянул мне другой конверт: – Вот деньги, русские и швейцарские.

– Ты посчитал сколько?

– Какая разница – скоро у нас все деньги будут общие.

– Но я еще не решила…

– А вчера, когда ты чуть не задушила меня ногами, мне показалось, что ты решила.

– Ты же знаешь, секс еще не все.

– Во всем остальном я тебе гораздо ближе, чем Феликс.

Если бы он знал, как он прав!

Но я себя не выдала:

– Зачем ты надрываешь мне сердце?

– Затем, что наступила пора решать. Я долго ждал, но больше ждать не готов. Ты хочешь, чтобы я поговорил с Феликсом?

– Он тебе не поверит.

Он взял мое лицо в ладони, у него были такие большие лапы, что он мог бы соединить пальцы у меня на макушке:

– Мне поверит.

Металлический голос объявил посадку на мой рейс. Но Марат не отпустил меня, а приблизил свое лицо к моему:

– Оттуда ты вернешься ко мне, ладно?

Я ускорила шаг, боясь опоздать, а он буднично спросил у моего затылка:

– Так покупать мебель или ждать тебя, чтобы ты могла выбрать?

В Новосибирск я прилетела рано утром по новосибирскому времени, ловко схватила одно из немногих такси и, дрожа от волнения, подошла к Лининой двери. Позвонила раз-другой, потом разразилась серией звонков, но никто не отозвался. Тогда я толкнула дверь, и она открылась без всяких ключей. Я тихонько вошла и прислушалась: было очень тихо. Лето в этом году в Сибири выдалось прохладное, квартиру заполнял холодный застоявшийся воздух – от одного такого воздуха даже здоровому легко было заболеть.

– Лина! Лина! – тихонько позвала я. Никакого ответа.

Я быстро прошла через темную столовую с задраенными шторами и вошла в спальню. Там шторы тоже были задраены, но на тумбочке у кровати горел ночник. В бледном свете ночника я увидела Лину и испугалась, что она умерла, так плоско и неподвижно она лежала под одеялом. Но глаза ее были открыты – она молча смотрела на меня. Я бросилась на колени перед кроватью и стала щупать ее лицо – оно было холодным, но не трупным холодом.

Ее губы шевельнулись:

– Это ты, Лилька?

– Конечно, я. Кто же еще может за вами угнаться?

– А я думала – это твой призрак. Я так хотела тебя увидеть перед смертью, что смогла тебя материализовать.

– У вас могучая спиритуальная энергия, если она смогла задействовать два самолета и три такси. А почему вы решили умирать?

– Потому что для меня не осталось места в этой жизни. В Москве мне стало невыносимо тоскливо, и я решила вернуться сюда. Но тут тоже все кончилось, и никому нет до меня дела. Даже у Насти нет времени сделать мне чашку чая.

– Но теперь вы материализовали меня, и я сделаю вам чай с медом.

Предчувствуя, что Линин дом пуст, я купила в московском аэропорту чай, кофе, сгущенное молоко, мед, масло, сыр и свежий белый батон.

– Выползайте из постели, а я побегу поставлю чайник.

– Чайник поставить некуда, газ отключен, а кроме того, я страшно замерзла.

Черт побери, я забыла, как тут обогревают квартиры и что делают, если газ отключен.

– Я думаю, у нас в кладовке валяется старая электрическая плитка.

Я полезла в кладовку и вправду нашла под разным ненужным хламом электроплитку с двумя конфорками. Я включила обе – для обогрева. На кухне я обнаружила электрический чайник и застрявшую в ящике пачку крекеров. Через десять минут Лина в теплом халате сидела за кухонным столом и пила чай с молоком и медом, заедая его бутербродом с сыром.

– А что с Настей?

– Она работает в больнице круглые сутки посменно. Сегодня кончается ее дежурство, и она обещала принести чего-нибудь из буфета.

– Но вы ведь не собираетесь оставаться здесь надолго? – осторожно спросила я, подсовывая ей таблетки, которые в Москве передала мне Люба.

Как ни удивительно, таблетки Лина послушно проглотила:

– Я уже нигде не собираюсь оставаться надолго. Пора готовиться к отбытию.

– Так вы, как Лев Толстой, решили убежать от смерти из дому, чтобы умереть на безымянном полустанке?

– Что-то вроде этого, – согласилась Лина, – но ты, как я понимаю, примчалась мне помешать.

– Очень точно сформулировано! Значит, еще есть порох в пороховницах! Одевайтесь и поехали!

– Куда?

Я хотела сказать «в аэропорт», но решила, что время еще не пришло.

– В ваш институт.

– Никуда я не поеду. Я позвонила туда, а там теперь директором Витька Воскобойников, тот еще змей. Услышав мой голос, он в восторг не пришел, а страшно испугался, что я собираюсь вернуться на свое место. Он, конечно, вяло промямлил, что будет рад меня видеть. Но даже по