ничего не ответив, осушила ее одним глотком. Вино было превосходным, сухим и чистым – наверное, лучшее, какое ей только приходилось пробовать. Она дождалась мгновения, когда обжигающая жидкость опустилась в желудок. Гин надеялась, что яд подействует быстро. Принимая в расчет ее заслуги перед Домом Одуванчика, она заслужила хотя бы это.

Но как ни странно, узница не почувствовала в животе боли, да и вообще никаких неприятных ощущений не было. И в сон ее тоже не клонило. Гин удивленно посмотрела на Джиа.

– Вино не отравлено, – промолвила та. – Я лично не питаю к тебе зла, Гин. Знаю, что ты не поверишь мне, но это правда.

– Выходит, проверка, – заключила Гин. – И что, я ее прошла?

– Да, еще раньше, – ответила императрица. – Ты могла бы захватить меня, когда я пришла к тебе одна, не считая единственного стражника. Могла потребовать что угодно: воздушный корабль, чтобы отвезти тебя в любой уголок Дара; надежный воинский отряд, чтобы сопроводить тебя обратно в Нокиду; аудиенцию у Куни. Но ты этого не сделала.

– Это было бы бессмысленно, – заявила Гин. – Раз ты явилась ко мне вот так, то наверняка заранее позаботилась о подобных неожиданностях. Захватив тебя в заложницы, я бы только подтвердила выдвинутые против меня обвинения в измене.

– Тактик до конца, – произнесла Джиа, и восхищение в ее голосе было искренним. – Едва ли бы мне удалось переиграть тебя, не будь ты такой… гордой.

Мадзоти налила из кувшина в чашку еще и выпила.

– Вино действительно очень хорошее, хотя и не того сорта, какие я пробовала, когда жила в Димуши. Я была уличным сорванцом и подчас голодала так, что доедала остатки пищи, которые богатые семьи бросали собакам и свиньям. Знаю, Джиа, мы с тобой никогда не были близки, но император был единственным, кто дал мне шанс кардинальным образом изменить жизнь и возвыситься. Я никогда бы не предала Куни. Так скажи мне: зачем… зачем понадобилась эта сложная и запутанная интрига?

– Наши сердца известны нам самим не так хорошо, как мы думаем, – возразила императрица. – Ты полководец, Гин, но мне кажется, Дара больше не нуждается в воинах. Пусть власть Куни зиждется на мечах, но, чтобы править, ему следует полагаться на писчую кисть. Когда в доме, где есть маленькие дети, валяется острый меч, рано или поздно кто-нибудь непременно поранится.

– Пусть принц Тиму и не кажется мне идеальным наследником трона, но я склонилась бы перед выбором императора, каким бы он ни был.

– Именно потому, что ты говоришь «склонилась бы», мне и пришлось все это затеять. В мирное время полководцам не следует решать, кто должен, а кто не должен восходить на трон. Этот путь неизбежно ведет к войнам, расколу, безумию.

– Я бы в любом случае честно сражалась за Тиму. Мои амбиции сводятся к служению Дому Одуванчика.

– Ты, возможно, и сражалась бы, – заметила Джиа. – Но стал ли бы это делать Фиро? А Тэка Кимо или Пума Йему? Как думаешь, если Фиро вдруг поднимет знамя восстания, сколько представителей знати и генералов встанет под него? И если такой день однажды настанет, не придешь ли ты к решению, что проявишь верность Куни, приняв сторону того из сыновей, кто больше схож с ним по духу?

Гин рассмеялась:

– И в результате, поскольку твой сын слаб, ты сочла себя вправе лишить Дом Одуванчика тех, кто сражался за него в прошлом и мог бы сражаться в будущем. Да эта измена похлеще любого из заговоров, якобы раскрытых тобой.

Но Джиа даже бровью не повела.

– Мне нет дела до ярлыков вроде «изменница», потому что мой долг состоит исключительно в заботе о народе Дара. Не ради Тиму делаю я все это, хотя и ты и другие наверняка будут так думать. Я придерживалась бы того же самого курса, даже если бы наследником был Фиро. В таком случае еще более строго.

Гин изумленно уставилась на нее:

– Я не понимаю.

Джиа вздохнула:

– Когда крубен выныривает, он оставляет за собой след из изувеченной рыбы и водорослей. Когда корабль преодолевает стену бурь, он выходит из нее со сломанными мачтами и порванными парусами. Когда воздвигается империя, в ее основании лежит холм из скелетов и черепов. Насилие имеет цену, Гин, и рано или поздно долги приходится возвращать. Я добиваюсь гарантий того, что цена не окажется слишком высока, что в результате крубен не утонет в море, шторм не заберет корабль, а призраки и мстительные духи не низвергнут Дом Одуванчика.

Гин призадумалась.

– Ты не доверяешь всем, кто носит оружие. Ты убеждена, что, пока у Дома Одуванчика не будет монополии на использование силы, наследники императора не смогут спокойно спать по ночам.

– Не только наследники престола, но и все жители Дара, – поправила ее Джиа. – Куни держал знать и генералов в узде благодаря их личной преданности, и, быть может, Фиро способен продлить эту связь еще на одно поколение. Но что будет с его наследниками и с наследниками тех владений, которыми сейчас правите ты, Кимо, Йему, Каруконо, Сакри и прочие? В какой-то момент рассказы о дружбе между их отцами и дедами отойдут в область преданий, пламя амбиций разгорится, те, кто командует армиями, потеряют покой, и Дара возвратится на старый путь смерти и крови, когда сильный охотится на слабого. Народ Дара заслуживает лучшего.

– Ты рассуждаешь, как Мапидэрэ, – сказала Гин. – Тот старался сохранить империю, изъяв оружие у простых людей. Однако его план сработал не лучшим образом.

– Это потому, что у Мапидэрэ не было системы, способной заменить военное соперничество, – возразила Джиа. – Я не делаю ставки на хрупкие узы личной преданности, выкованные на поле боя, воспетом в древних стихах. Я хочу заместить их системой повиновения, основанной на правилах и законах, где энергия и амбиции находят выход в паутине определенных ролей и обязанностей, четко прописанных в книгах и закрепленных повторением, пока связи эти не станут незримыми цепями, такими же реальными, как сеть торговых путей, которые пересекают моря и объединяют острова Дара. И тогда уже не будет иметь значения, слаб наследник или силен. Народу Дара нужна система, работающая вне зависимости от того, кто в данный момент император.

– И ты стала возвышать моралистов с их концепцией общества, управляемого на основе бесконечно повторяемых ритуалов, на основе изрядно обветшалых образцов из прошлого. Ты считаешь, что, упразднив всех независимых военачальников и заменив их учеными, получишь меньшее зло. Ведь, как гласит пословица, если десять ученых затеют мятеж, они будут целых три года спорить о том, какое название дать