и остальные русские пленные, так что в Хиве осталось несколько десятков, которых принудили принять мусульманство: они сами не пожелали вернуться. С своей стороны и Перовский вырядил в Хиву посольство, которому удалось выговорить, чтобы наши купцы могли во всякое время наезжать в Хиву, держать там свои склады, даже нанимать землю для посевов.

С той поры хивинцы как будто поняли, что худой мир лучше доброй ссоры; когда же они стали забывать это мудрое правило, то пришлось им еще раз напомнить, что безводная пустыня — ненадежная защита от русского солдата, который проходит ее и в знойное лето, и в студеную зиму. Этот третий и последний поход был совершен уже недавно, можно сказать, на нашей памяти, когда русские войска наступали не с одной стороны, как бывало прежде, а одновременно с трех: от берегов Каспия — так же шел Бекович, потом из Оренбурга — примерно путем Перовского и, наконец, новым путем — с берегов Сырдарьи. Таков был завет Великого Петра. Но, чтобы его исполнить, пришлось втянуться в степи, выдержать долгую 20-летнюю войну и разгромить Кокан да Бухару, два среднеазиятских владения, прикрывавших Хиву со стороны Сибири. Подвиги русских войск в этих далеких странах увенчались завоеванием обширной страны, известной ныне под именем Туркестана: о нем речь впереди.

Киргизская степь

Обширная полоса земли от берегов нижней Волги до реки Тарима и от низовьев Амударьи до реки Иртыша, равная половине Европейской России, занята кочевьями киргизов, где они водворились с давних времен. Некогда киргизские ханы выставляли в поле по 300 тыс. всадников; было время, когда они громили Бухару, владели такими большими городами, как Ташкент, но это продолжалось недолго. Они ослабили свои силы усобицей, а также борьбой с соседними кочевниками, например калмыками, которые вытеснили их лет полтораста тому назад к границам России.

И для нас, и для соплеменников особенно было тревожное в степи время, когда властвовал султан Кенисара Касимов, внук «мудрого» Аблая. Это был не только лихой наездник, но знаменитый предводитель, способный повелевать целой ордой. С врагами он был жесток, а в подчиненных умел вселить обожание и готовность следовать за ним, куда угодно. Его стремительные набеги, подобно бурным ураганам, продолжались шесть лет, поочередно тревожили то границы Сибири, то Оренбургские степи, причем Кенисара умел ловко хитрить, притворяться покорным и обманывать наши власти, особенно в Оренбурге, где ему больше верили, чем в Омске. Нужно сказать, что часть киргизов, признававших нашу власть, была подчинена оренбургскому генерал-губернатору, другая же причислена к управлению генерал-губернатора Западной Сибири. Кенисара, подобно всем вождям-кочевникам, видел спасение вольности народной лишь в дружбе с единоверной Хивой: платить хану небольшую дань, считаться его данником, изредка помогать ему войском, во всем же остальном — полная воля.

Назвав себя султаном, Кенисара объявлял войны, заключал союзы, собирал зякет, чинил суд и расправу; одним словом, поступал как полновластный повелитель. Вот, например, как он величал себя в своих посланиях: «От великого победителя и храбрейшего витязя Кенисары хана вашего султанам Габдулфанзу и Кучуку изъявляется благоволение и желание благоденствия».

Более успешно боролись с Кенисарой сибирские власти, где его раньше распознали; там громил его лихой казачий полковник Кривоногов, неутомимый, знавший отлично все сноровки лукавого киргиза. Когда в Оренбурге изверились в нем и пришла пора действовать оружием, оказалось, что зауральские степи никому не известны, тогда как Кенисара подобно ястребу перелетал с места на место, не даваясь в руки. Во главе скопища в 10 тыс. всадников он по нескольку раз в день менял стоянки: остановится, бывало, на ночлег, потом вдруг среди ночи подымет стан и уходит за 10 верст вперед или назад. Самые верные наши лазутчики никогда не знали, где ночует Кенисара. В то же время русские войска бродили точно впотьмах, боялись измены, пуще всего боялись попасть в безводные места и остаться там навсегда, без проводников, без воды. Порядок и дисциплина в скопище Кенисары были удивительные, напоминавшие времена такого полководца, как Чингисхан. Скопище было разделено на отряды, хорошо вооруженные, снабженные в изобилии продовольствием и под начальством султанов, из родственников Кенисары или своих же прирожденных султанов-правителей. В стане Кенисары находились маркитанты, мирно торговали два казанских купца, под особым его покровительством.

В 1843 году два небольших оренбургских отряда углубились в степь в поиски за Кенисарой. Он заставил их гоняться без устали, чем изнурял без пользы и людей, и лошадей. Если случалось встретить Кенисару, он, завязавши перестрелку, начинал отступать. Ни казаки, ни союзные нам киргизы никогда его не преследовали — те от изнурения, а киргизы просто не хотели. Стояла дождливая холодная осень; побродивши в такое ненастье полтора месяца, войска возвратились в Оренбург. Со стороны Сибири дела шли удачнее. Знакомый со степной войной, полковник Кривоногов с отрядом сибирского войска напал на аулы, с которыми кочевал султан, разбил их после продолжительной битвы, причем захватил в плен двух родственников Кенисары и его жену Кулыпи-Джан; сам султан в ту пору был в отсутствии. Несметные его богатства были брошены в степи, войска Кривоногова ничего не тронули. По весне следующего года оренбургский отряд выступил под начальством подполковника Лебедева. Этот офицер также понимал, с кем имеет дело, знал его силы, сноровки. Отряд Лебедева, разделенный на три части, мог передвигаться чрезвычайно быстро, потому что вместо верблюдов провиант перевозился лошадьми, на одноколках; из пехоты были выбраны лучшие стрелки и посажены на лошадей. Из лазутчиков Лебедев доверял только тем, которые почему-нибудь были озлоблены против Кенисары, лучше следили за ним, наверняка знали его силы и место кочевок: это давало Лебедеву возможность часто с ним встречаться и никогда не позволить застать себя врасплох. Лебедев прослыл среди киргизов «батирем»; им казалось просто чудом, как это он так успешно мог преследовать «непобедимого отца величия!» К сожалению, Лебедева отозвали в Оренбург, а на его место назначили полковника Дуниковского. Дерзость Кенисары сейчас же обнаружилась: на рыбных ловлях в степи были захвачены русские крестьяне; у одного преданного нам султана отбито более 5 тыс. лошадей, и сам он увлечен в плен. Наконец, разузнав о месте стоянки русского отряда, Кенисара в ночь на 21 июля напал на авангард, составленный из почетных ордынцев, перерезал всех султанов, их детей, биев и, покончив с ними, сейчас скрылся. Пока казаки вооружились, Кенисара был уже далеко. В напрасных поисках наш отряд бросался то в одну, то в другую сторону, а неуловимый Кенисара в это время напал на наши форпосты, откуда увел 120 пленных. Гибель султанов, почетных стариков,