поэтому, узнав, что принц не мой, я вздохнула с облегчением. Проревелась, но вздохнула. Тем более Лиса и Воронцовский смотрелись рядом друг с другом ярче любых героев с обложек романов для девочек, которые все еще верят в то, что где-то по темному лесу на белоснежном коне скачет их принц, сверкая доспехами.

Но Фил не принц. И даже не рыцарь. Да и роль галантного кавалера никогда не подойдет такому как он. Злому, жестокому, с татуировкой на всю руку. А я все равно смотрела на него и искала хотя бы одну причину, объясняющую все и сразу. Искала, но не находила. Просто плохие мальчики — магнит для хороших девочек.

— Рит, — Ромка тихонько открыл дверь, зло посмотрел на спящего в моей кровати и помотал головой. — Иди спать. Я в зале буду, а ты в моей комнате.

— Хорошо.

— Рит.

— Ну что?

— Хватит с ним сидеть. Он все равно не оценит.

— А оно надо?

— Что?

— Чтобы оценил.

— Наверное, — Ромка почесал затылок, привалился плечом к косяку и снова тихонько позвал, — Рит. Ну нахрена тебе такой?

— Не знаю.

Он вздохнул, помотал головой и выдохнул:” Дурында мелкая.” Видимо да. Именно дурында. Сижу, рассматриваю осунувшееся лицо, а внутри робко трепещет:” Ведь, если пришел, то это что-то значит, да?”

Я осторожно поправляю его руку, натыкаюсь взглядом на силуэт воющего волка на внутренней стороне предплечья и едва касаюсь его головы. Боясь, что сейчас картинка оживет и цапнет меня за палец. Ровно так же, как Фил “цапнул” меня своей не вяжущейся с ним заботой. Нарычал, заставил сунуть ноги в кастрюлю с водой, а потом ушел. И пропал. Чтобы потом объявиться без предупреждения. Зачем? Зачем ты пришел? Кто ты? Почему ты смотришь на всех волком? И в ответ молчаливая тишина и тихое дыхание. Не расскажет. Раньше вцепится острыми зубами, считая меня врагом, а потом уйдет в свой темный лес. Туда, где деревья исковерканы так, что хорошая девочка раньше переломает себе ноги, если вздумает пойти следом. Но он все равно пришел.

Я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что Ромка ушел. У хорошей девочки колошматится сердце, но, даже остановись оно сейчас, ничего не изменится. У плохого мальчика внутри слишком сильный магнит, а губы с привкусом металла.

— Спокойной ночи, волк, — тихонько шепчу я перед тем, как закрыть за собой дверь.

Глава 8. Фил

Лавандовое облако. Умиротворяющее, успокаивающее. Я впервые лечу в темноту с улыбкой на губах, чтобы облако не успело растаять и отпугнуло своим запахом кошмары, так похожие на моль, догрызающую мое сознание. Облако легонько касается лица и что-то шепчет надо мной, словно приманивает заклинанием хорошие сны. Бутч, что же ты вколотил мне под кожу? Что ты мне…

Я не открываю глаза. Медленно ощупываю постель, в которой лежу, и пытаюсь вспомнить, куда меня вчера вечером могло понести. Синее движение. А в памяти ничего. Но я точно не дома. В моей квартирке-студии пахнет совсем по-другому, и уж точно в ней нет даже намека на лаванду. Облизнув сухие губы, натыкаюсь языком на шершавую коросточку запекшейся крови на нижней — видимо, вчера я довыеживался и где-то отхватил. Вообще пустота. И никаких намеков на то, что потасовка была серьезной — ребра не ноют, челюсть шевелится нормально. Странно. Обыкновенно, если я нарываюсь, то последствия гораздо серьезнее. Но больше всего удивляет, что вокруг тишина. Будто оглох. И все же, куда меня занесло?

"Фил, где ты? Вспоминай. Напряги свои извилины. Пил. Помню, что пил. Вроде бы в студии. Точно. Ещё уговаривал Клейстера развязаться — бухать в одиночку было скучно, а Макс, зараза, упорно выливал вискарь, который я подливал ему в "Колу". Видимо, он мне и втащил. Аккуратненько вырубил и куда-то оттрелевал. Куда? И, главное, зачем? Точно! Он и Мистик меня куда-то вели. Мистик ещё сказал, что так будет лучше. А потом они исчезли и появилось облако. Стоп! Лаванда… Лаванда… Фак! Фак! Фак! Скоты! Гребаные ублюдки!!! Лучше… Кому будет лучше? Мистик, урою за такие шуточки!!!"

Рывком сел и схватился за голову — нельзя, нельзя же так резко. Боль пробила от виска к виску, и память закрутилась, завертела свое кино, расставляя все в хронологическом порядке.

Она. Психанул. Испугалась. "Мама". Замкнуло. А вечером эсэмэс. "В этой войне я на твоей стороне". Сперва не понял от кого, а потом, когда дошло, телефон улетел в стену. Выорался на Мистика и Макса, но легче не стало. Легче не стало и после бутылки вискаря, не отпустило и на следующий день. И через день. А потом все сплелось в кашу из пьянок, каких-то левых телок, ржущих над тупыми шутками. И ни одна не могла вытравить из головы ее испуганное лицо. Я не хотел о ней думать, но все равно вспоминал. Что-то доказывал Максу, но он меня не слышал. Твердил, что нужно извиниться и поговорить.

— Перед кем?

— Ты знаешь.

— Мне не за что извиняться!

— Тогда почему ты так бухаешь?

— Просто совпало. Бывает.

— Кого ты лечишь, Фил?

— Заглохни! Много ты понимаешь.

— Видимо побольше некоторых.

— Клейстер, отвали! Это тебя не должно колыхать.

— А меня колышет! Вместо того, чтобы работать и писать музло, ты нажираешься, как последняя скотина. Значит, чувствуешь, что есть за что извиняться.

— Все, отвали. У меня праздник вроде как, — включил музыку и выкрутил громкость на максимум. — Йоу! Цыпы! Гуляем! Фил все ещё здесь!

И Макс отвалил. А его слова, словно заноза, все кололи и кололи в груди, сколько бы я не пытался от них открещиваться. Пробрались так глубоко, что, стряхнул с колен очередную фанатку, слюнявящую мои губы, и разогнал весь шалман, не стесняясь в выражениях. Гнал всех. Кроме Мистика и Макса. Одного отправил в бар за бутылкой вискаря, а второго попросил показать, что у него есть из новенького. Нацепил наушники в комнате записи и мотал головой на каждый новый бит, который он включал. До тех пор, пока не услышал то, что попало в резонанс.

— Братка, сделай чутка помедленнее. Еще медленнее. Оставь так. А можешь придумать что-нибудь такое, чтобы душу разрывало на части?

Мистик удивленно посмотрел на меня через стекло и кивнул, добавляя минорные аккорды пианино и протяжные, плачущие переливы скрипки.

— Оставь… — я опустился на пол, закрыл глаза и привалился спиной к стене, позволяя музыке вырывать мое сердце. Или то, что от него осталось.

— Мистик, ты тоже считаешь, что я накосячил?

— Не думаю, что это мое дело, Фил.

— И