росистых, непосредственно близких к сердцу стихах А. Шишковой и Л. Алексеевой. Ведь парижские монпарнассцы допускают в поэзию лишь три элемента: фальшивую, наигранную ностальгию, поношенные отрепья извращенных форм и смерть где-нибудь на дне тухлого канала, а то и в канализационной трубе… Их «мэтр» Г. Иванов определил эти каноны с исчерпывающей ясностью.

Тяжкий груз печального прошлого давит даже и на литературных критиков «Граней»: беспрерывные земные поклоны перед (нетленными ли?) мощами Бунина, помахивание кадилом «обезьяньему князю» А. Ремизову и, к счастью, бесплодная и неудачная попытка развенчать Есенина, сбросить в грязь его терновый венец.

«Возрождение» под руководством Г. Мейера, увы, не возродилось, а лишь глубже увязло в тине воспоминаний. Прошу не истолковать меня ложно. Воспоминания разные бывают. Одни из них – ценные исторические документы; другие – яркие, захватывающие читателя, правдивые образы прошлого, какие дарит нам, например, в том же «Возрождении» А. В. Тыркова-Вильямс. Но большинство воспоминаний о предреволюционных годах теперь, когда уже почти сорок лет беспрерывно зажевывается эта тема, представляют собою лишь старческую болтовню. Всё нужное, важное уже сказано, продискуссировано, и ушло в область истории, а мелкие субъективные детали вряд ли ценны. Попыток сблизиться с русской современностью в «Возрождении» за истекший год почти незаметно. Наоборот, даже такой глубокий аналитик подсоветского ада, как Н. Нароков, понявший и показавший страдания ввергнутых в этот ад, перешел на очень близкие к воспоминаниям темы, обработал их мило и изящно, но… по существу, только для послеобеденного чтения. О стихах печатающихся в «Возрождении» поэтов уже сказано в этой статье в абзаце о парижских монпарнассцах.

Литературный отдел газеты «Русская мысль», расширенный теперь, вследствие учащенного до трех раз в неделю выпуска этой газеты, пережил, очевидно, какой-то печальный для него кризис. Со страниц «Русской мысли» исчезли имена талантливых Н. Е. Русского, Л. Норд, стали очень редкими художественно-исторические и всегда с интересом читаемые очерки Маркова, зато кружок дамского литературного рукоделья, культивируемый этой газетой, зацвел махровым цветением всех оттенков радуги.

Новая газета «Русское воскресение» удаляет художественной литературе очень, даже, быть может, слишком для газеты много, внимания. Несмотря на еще «юношеский возраст» этого издания, оно сумело привлечь на свои страницы значительное количество известных в зарубежье литературных имен. Среди них есть и новые в этой области, например, В. Рудинский, работавший до того только в области публицистики. Но, несмотря на это, и здесь мы наблюдаем проявления того же процесса, который мы не можем назвать иначе, как денационализацией зарубежной ветви русской литературы. Тот же Рудинский, вывезший из советского ада огромный багаж наблюдений, переживаний, фактов, предпочитает держать все эти неоспоримые ценности в своем чемодане, а читателя угощает необычными случаями появлений сатаны в вагоне парижского метро, проходящими сквозь стены астральными телами таинственных девиц и прочей занимательной фантастикой в стиле Крыжановской и «Жар-цвета» Амфитеатрова. И здесь возврат к прошлому, к очень печальному прошлому.

Ведь подобная теософическая фантастика, хотя бы и снабженная некоторыми «научными» примечаниями, диаметрально противоположна глубоко христианской мистике русского народа, не умершей в его душе и доныне. Нам чрезвычайно приятно, что В. Рудинский вступил в область художественной литературы, но от души пожелаем ему отпереть свой чемодан и достать из него совершенно реальных красных дьяволов на нашей родине, и выкинуть в мусорный ящик все авантюры европейских чертей в парижском метро.

Итак, картина как будто печальная. Оскудение. Регресс. Ветвь свободной зарубежной русской литературы засыхает. Но так ли это? Вглядимся глубже. Ведь смог же эмигрант второго поколения, Е. Яконовский, покинувший Россию еще кадетом и почти не знающий ее, всё же написать «Солнце задворок» и «Небесные фонарики», рассекая чисто русские психологические темы в столь же русской направленности и лишь развертывая фабулы в обстановке эмиграции. Смог же И. Сургучев, покинувший Россию в 1920 году, связать современность ее жизни с обстановкой парижского кафе «Ротонда». Мастерски, умело, внутренне (как, например, в «Черной тетради»), а не механически. Следовательно, не так уж страшен черт, и, быть может, на действительно засыхавшей до прилива второй волны эмиграции ветви мы наблюдаем свежие побеги, привитые соками родной почвы. А ведь именно этих-то живительных соков и требует от писателей зарубежья его рассеянный по всему миру читатель. Мы слышим отовсюду жалобы, общий смысл которых таков: печататься негде, потому что изданий мало и все они влачат нищенское существование, т. к. читатель индифферентен и не хочет покупать их. Формально это так. Но кто же виноват в этом? Читатель, который не хочет анатомировать мертвецов, а требует живого, родного и близкого ему человека, или писатель, который его угощает мертвечиной под всевозможными соусами? Русская поэзия давно уже ответила на этот вопрос строками «Мертвый в гробе мирно спи, жизнью пользуйся живущий».

Могут возразить: пользоваться-то нечем и нечему радоваться. Так вот, первая задача русского свободного писателя именно найти, показать и повлечь в эту радость читателя, в светлую радость Веры, Надежды и Любви.

«Наша страна», Буэнос-Айрес,

26 января 1956 года, № 314. С. 7

VIII. «Грани», № 29 и № 30

Бывают литературные произведения, которые читатель после нескольких страниц откладывает в сторону не потому, что они написаны антихудожественно, бледно или слабо, но как раз в силу обратного: потому, что они написаны потрясающе сильно, смелыми, решительными мазками, потому, что правда в них безжалостно обнажена, потому, что они действительно до глубин души волнуют читателя. Так в юности было у меня с чтением «Братьев Карамазовых». Так теперь происходит с чтением идущего в «Гранях» романа Джорджа Орвелл «1984». Я читал его в несколько приемов, внутренне раздваиваясь: одна половина меня требовала дальнейшего чтения, другая выкликала: «Довольно! Это слишком ужасно».

Глубокий и талантливый Джордж Орвелл рисует в своем романе рядового человека, личность в обстановке завершенного, построенного коммунизма. Творческие позиции, с которых он исходит, – наша русская подсоветская современность. Резко набросанные им картины намного превосходят то, о чем мечтал Шигалев: «Каждого гения удушим в младенчестве…». Подобный акт кажется пустяком, мелким штрихом в правдивой картине Орвелла. Что там два-три десятка задушенных в год младенцев! Нет, вот когда задушены сотни миллионов, целые народы, нации, быть может, и всё население земного шара – вот тогда наступает подлинный, неоспоримый идеал социал-коммунизма. Страшно читать Джорджа Орвелла… Но нужно его читать тем, в ком не изжиты еще «родимые пятна советизма», и тем более тем, вряд ли многим, читателям «Граней», в руки к которым они попадают через дыры в Железном занавесе.

Однако, на читателя зарубежья последние номера этого журнала (№№ 29 и 30) производят несколько странное впечатление. Номер 29 посвящен памяти Ф. М. Достоевского. Это понятно и оспариванию не подлежит. Но он открывается перепечатками произведений великого писателя: частью