Вернее всего, что с потолка или из каких-либо других мест от него недалеких. По крайней мере, психологический облик Бухарина, схематически вычерченный Н. Евреиновым, очень далек и от поведения самого Бухарина на процессе и от тех отрывочных сведений закулисного характера, которые иногда мелькают в газетах русского зарубежья. То же самое можно сказать и о Радеке. Ежов охарактеризован заурядным чекистом среднего ранга, но, думается, что он всё же был более крупной фигурой этой «почтенной корпорации», иначе ему вряд ли удалось бы подобрать ключи и свалить Ягоду. Не хотелось бы применить термин «халтура» к столь крупному драматургу режиссеру и театроведу, каким был Н. Евреинов. Но ведь у каждого писателя бывают творческие провалы, за которые ему потом приходится стыдиться.

Столь же беден и отдел поэзии. В тетради стихи только двух поэтов: неизменного для журнала В. Смоленского, давшего продолжение своего перевода эпической поэмы «Любовь Тристана и Изольды», кстати сказать, мало чем отличающегося от уже имеющихся в архиве русской словесности переводов этого произведения, и немножко лирики А. Ве-личковского. Вот и всё.

Что же это? Так ли уж на самом деле оскудела авторскими силами современная зарубежная русская литература? Этому не верится. Ведь объединил же альманах «Литературный современник» на своих страницах свыше шестидесяти авторских имен, различных, конечно, по уровню своей талантливости и по своей художественной направленности, но вместе с тем безусловно заслуживающих внимания со стороны читателя, и в целом дающих яркое и вполне реальное представление о большой и напряженной литературной работе, свершаемой в наши дни русским антикоммунистическим зарубежьем. Внимательному обозревателю к этим шестидесяти именам пришлось бы добавить и еще нескольких, к сожалению, систематически замалчиваемых критикой авторов, например, талантливого Н. Е. Русского, сатирические рассказы которого от времени до времени появляются на страницах «Русской мысли», но тонут в необъятном море дамского «творчества», денационализированной халтуры Анри Труайя (Тарасова) и прочей бесцветной пошлости, заполняющей эти страницы, хотя Н. Е. Русский бесспорно обладает ярким талантом сатирика, знанием подсоветского быта, тонкой наблюдательностью, а, кроме того, антикоммунистической заостренностью своих тем и прекрасным современным русским языком, даже с некоторой «шолоховской» его акцентировкой.

Зато отдел воспоминаний всех видов занимает едва ли не две трети всей печатной площади рецензируемой тетради. Наиболее интересны из них «Горький и черт» – воспоминания И. Сургучева об одном, в известной степени мистическом, эпизоде из жизни Горького.

– На свете, друг мой Горацио, есть многое такое, что и не снилось нашим мудрецам, – заканчивает словами Шекспира эти свои воспоминания автор.

Присоединимся к нему: много непонятного, могущего быть истолкованным только при помощи мистики, происходит нередко в нашей обыденной, повседневной жизни.

Просматривая все тетради «Возрождения», выпущенные в текущем году под редакцией Г. Мейера, приходится отметить полное отсутствие в них какой-либо четкой доминирующей направленности. Журнал то бросается в театроведение, уделяя статьям о театре и даже рецензиям о парижских постановках превалирующее место, то погружается в сумерки воспоминаний, то стремится заполнить свои страницы максимумом авторских имен, а то, наоборот, сводит количество авторов до минимума… Странно… Ведь путь «Возрождения» намечен не одним десятком лет и, думается, должен был бы быть вполне точным и определенным.

Зато очень приятное впечатление производят последние номера небольшого, но растущего с каждым выпуском журнала «Военная быль». Вот его редактор А. Геринг безусловно вполне ясно наметил свой путь, видит, ощущает его и идет по нему беспрерывно вверх! Номер пятнадцатый открывается очерком С. Роопа[183], посвященным памяти князей Гавриила и Игоря Константиновичей, офицеров Лейб-гвардии гусарского полка, вышедших вместе с ним на фронт в Первую мировую войну и несших в нем службу простых младших офицеров (корнета и поручика), не пользуясь никакими привилегиями, возможными и вполне понятными для князей Императорского Дома. Автор рассказывает о тяжелой разведочной службе, которую несли эти князья, о их близости с рядовыми гусарами и офицерами того же полка, а главное об их беспредельной любви к родине и не квасном, а подлинном высоком патриотизме. Он повествует об этом простым, лишенным какого-либо пафоса языком, и как радостно читать такие повествования в наши смрадные дни. Неплохи, как всегда, воспоминания Г. Месняева о его кадетских годах и особенно интересны отрывки из книги Г. Танутрова[184] «От Тифлиса до Парижа». В этих отрывках автор знакомит читателя с повседневной, быть может, даже тусклой полковою жизнью в мирное время на захолустной кавказской стоянке Царские-Колодцы, где размещался в предшествовавшие Первой мировой войне годы знаменитый и славный Тверской драгунский полк. Знакомясь с этой простой, бесхитростной жизнью, невольно задумываешься, как же в ее тесных рамках могли быть воспитаны доблестные герои, совершавшие подвиги в целом ряде войн? И размыслив об этом, приходишь к выводу, что именно эта простая, лишенная показного блеска мирная жизнь русской армии, ее бытовая близость с населением создавала ту спайку войска и народа, которая и являлась стимулом к подвигу и залогом побед.

«Вестник Института по изучению истории и культуры СССР» (Мюнхенского института) выпустил свой очередной номер 3(16). В наших националистических кругах существует несколько предвзятое мнение в отношении этого института, основанное на обобщении его со всевозможными КЦАБ-ами и СБОНР-ами, в свое время пользовавшимися покровительством и субсидиями того же Американского Комитета, на средства которого существует и Мюнхенский институт. Однако теперь следует внести ясность в этот вопрос и полностью отмежевать чисто научную деятельность Мюнхенского института от политической авантюры, служившей стержнем всех этих скоплений самозваных выразителей стремлений и чаяний современного российского народа, с которым ничего общего они не имели. Институт ведет чисто научную, внеполитиче-скую работу по изучению, освещению и фиксации как для иностранцев, так и для потомства проявлений подсоветской жизни во всех ее областях, а также и анализа этих явлений, поскольку это возможно в наших условиях.

Следует разоблачить также и беспочвенные слухи о бессменном в течение пяти лет организаторе, а позже директоре этого института Б. Яковлеве, которого безответственные лица выдавали то за чекиста, то за сына чекиста Варейкиса, то просто за советского агента… Имею возможность и считаю своим долгом заявить, что все эти слухи не имеют никакого основания: Б. Яковлев не литовец Варейкис, а сын православного русского священника с Поволжья, сознательно и с большою опасностью для своей жизни ушедший из страны осуществленного социализма именно ради того, чтобы бороться с этим самым ведущим в земной рай учением, что он теперь и осуществляет, идя по глубоко продуманному им пути научного разоблачения социалистической доктрины на основе анализа ее практического применения.

Путь этот трудный и, конечно, работа Мюнхенского института еще далека от своего идеала, но вместе с тем идти по этому пути необходимо для