взрослый мужчина, мать его, блеет, что “все так делают”!

– И что ты сказал? – спросил я.

Конор покачал головой:

– Говорить было бессмысленно. Я это понял. Оба они… Я уже понятия не имел, кто они такие. Это были не те люди, с которыми я хотел иметь дело. Но я все равно попытался, проклятый идиот. Я говорю: “Что за херня с вами случилась?” А Пэт отвечает: “Мы выросли, вот что. Взрослые люди играют по правилам”. Я говорю: “Нет, нихера подобного. Если ты взрослый, то думаешь своей головой. Ты что, рехнулся? Может, ты зомби? Кто ты?” Мы чуть не подрались. Я ждал, что в любую секунду Пэт меня ударит. Но тут Дженни снова хватает меня за локоть, разворачивает и орет: “Заткнись! Просто заткнись! Ты все испортишь. Я терпеть не могу весь этот негатив… Не хочу это слушать, не хочу, чтобы тебя слушали наши дети! Не хочу! Это отвратительно. Если все станут думать так же, как ты, страна вылетит в трубу, и тогда у нас действительно будут проблемы. Тогда ты будешь счастлив?”

Конор снова провел рукой по губам, и я увидел, что он прикусил ладонь.

– Она плакала. Я начал что-то говорить, сам не знаю что, но Дженни заткнула уши и быстро пошла прочь. Пэт посмотрел на меня как на грязь, сказал: “Ну спасибо. Это было круто” – и побежал за ней.

– А ты что сделал? – спросил я.

– Да просто ушел. Побродил пару часов по этому сраному поселку, искал хоть какую-нибудь зацепку, которая заставит меня позвонить Пэту и сказать: “Прости, брат, я был не прав. Это райское местечко”, но там повсюду была все та же помойка. В конце концов я связался с одним своим приятелем и попросил меня оттуда забрать. Больше они мне не звонили. Я им – тоже.

– Хм-м. – Я откинулся на стуле и в задумчивости постучал ручкой по зубам. – Я, конечно, слышал, что дружбы разваливаются по всяким странным поводам, но чтобы из-за разных взглядов на недвижимость? Серьезно?

– Я ведь оказался прав, так?

– И ты этому рад?

– Нет. Я был бы счастлив ошибиться.

– Потому что Пэт был тебе небезразличен, не говоря уже о Дженни. Тебе была дорога Дженни.

– Все четверо.

– Но особенно Дженни. Нет, погоди, я не договорил. Конор, я человек простой – спроси у моего напарника, он подтвердит: я всегда выбираю самое простое решение, и обычно оно оказывается правильным. Так что, пожалуй, ты мог поругаться со Спейнами из-за того, какой дом они выбрали, какую взяли ипотеку, из-за их мировоззрения и прочего – кое-что я уже забыл, ты мне потом напомнишь. Но, учитывая предысторию, все было гораздо проще: вы поругались, потому что ты был по-прежнему влюблен в Дженни Спейн.

– Об этом даже речь не заходила. Мы обсуждали это всего один раз – после того как Фиона со мной порвала.

– Значит, ты по-прежнему был в нее влюблен.

– Я никогда не встречал таких, как она, – с тихой горечью сказал Конор после паузы.

– И поэтому с другими девушками у тебя не клеится?

– Я не собираюсь тратить свою жизнь на то, что мне не нужно, – что бы кто мне ни говорил. Я видел Пэта и Дженни, я знаю, что такое настоящая любовь. Зачем мне что-то другое?

– Но ты пытаешься убедить меня в том, что поссорились вы по другой причине.

В его прищуренных серых глазах вспыхнуло отвращение:

– Да, по другой. Думаете, я бы допустил, чтобы они догадались?

– Раньше им это удалось.

– Тогда я был моложе. И не умел ничего скрывать.

Я рассмеялся:

– Был огромной открытой книгой, да? Похоже, не только Пэт и Дженни изменились, когда повзрослели.

– Я стал более рассудительным. Стал лучше контролировать себя. Но я не стал другим человеком.

– Значит ли это, что ты по-прежнему влюблен в Дженни?

– Мы с ней уже несколько лет не общаемся.

Это был уже совершенно другой вопрос, однако мы с ним могли подождать.

– Возможно. Зато из своего уютного гнездышка ты видел ее предостаточно. Кстати, раз уж об этом зашла речь: как все это началось?

Я ожидал, что Конор попытается увильнуть, однако он ответил быстро и охотно, словно был рад любой теме, помимо своих чувств к Дженни Спейн.

– Почти случайно. В конце прошлого года дела шли неважно – заказов практически не было. Начинался кризис – никто тогда об этом еще не говорил, а если бы хоть заикнулся, его объявили бы предателем родины, – но я все понимал. Фрилансеры вроде меня почувствовали это первыми. Я был, считай, без гроша, пришлось съехать с квартиры, снять эту вонючую конуру. Вы ведь ее видели, да?

Мы оба промолчали. Ричи замер, слился с фоном, чтобы не мешаться мне на линии прицела. Конор скривился:

– Надеюсь, она вам понравилась. Теперь вы понимаете, почему я стараюсь там не зависать.

– Однако и от Оушен-Вью ты тоже был не в восторге – как вышло, что ты стал зависать там?

Конор пожал плечами:

– У меня была куча свободного времени, мне было тоскливо… Я постоянно вспоминал Пэта и Дженни. Раньше, если у меня случалось что-то плохое, я всегда говорил с ними. И мне их не хватало. Я просто… Мне захотелось узнать, как у них дела.

– Ну, это я могу понять. Но нормальный человек, если он хочет наладить отношения со старыми друзьями, не разбивает бивак под их окнами – нет, он берет телефон. Извини за глупый вопрос, но неужели такая мысль не пришла тебе в голову?

– Я не знал, захотят ли они со мной разговаривать. Даже не знал, осталось ли у нас что-то общее. Если нет, я бы этого не вынес. – На секунду Конор стал похож на хрупкого, ранимого подростка. – Да, я мог бы позвонить Фионе и расспросить про них, но я не знал, что они ей рассказали, и не хотел ее вмешивать… Однажды в выходные я решил, что просто отправлюсь в Брайанстаун, попробую их увидеть, а потом поеду домой. Вот и все.

– И ты их увидел.

– Да. Забрался в тот дом, где вы меня поймали. Я надеялся разве что увидеть, как они выходят в сад, но окна у них на кухне… В них видно все. Все четверо за столом. Дженни собирает волосы Эммы в хвостик, чтобы не лезли в тарелку. Пэт что-то рассказывает. Джек смеется, и у него все лицо заляпано едой.

– Сколько ты там провел?

– Может, час. Это была такая милая сцена – пожалуй, ничего лучше я не видел уже долгое время. – Воспоминания изгнали напряжение из голоса Конора, смягчили его. – Умиротворяющая.