Шрифт:
Закладка:
– Привязанность к Пэту и Дженни не помешала Конору их убить. (Ричи на секунду встретился со мной взглядом и тут же отвел глаза, но промолчал.) Ты по-прежнему сомневаешься, что он это сделал.
– Просто мне кажется, что он их любил. Вот и все.
– Для Конора “любовь” не то же самое, что для нас с тобой. Ты же слышал: он хотел быть Пэтом Спейном – еще с подросткового возраста. Вот почему он закатил истерику, когда ему не понравились решения Пэта, он воображал, что жизнь Пэта принадлежит ему. – Проходя мимо комнаты для допросов, я пнул дверь – сильнее, чем собирался. – В прошлом году, когда жизнь Конора пошла прахом, ему наконец пришлось взглянуть правде в глаза. Чем больше он наблюдал за Спейнами, тем больше его доканывало болезненное осознение, что сколько бы он ни брюзжал про Степфорд и зомби, именно этого он и хотел – милых детей, симпатичный домик, постоянную работу, Дженни. Жизнь Пэта. – Эта мысль заставила меня ускорить шаг. – В своем личном крошечном мирке Конор был Пэтом Спейном. И когда жизнь Пэта пошла наперекосяк, Конор почувствовал, что обокрали его самого.
– И какой мотив? Месть?
– Нет, все сложнее. Пэт больше не делает того, на что подписывался Конор. Конор больше не получает вливание донорской счастливой семейной жизни, но отчаянно нуждается в ней, поэтому решает вмешаться и вернуть ситуацию на круги своя. Только он может все уладить для Дженни и детей, пусть и не для Пэта, однако это неважно. По мнению Конора, Пэт нарушил условия договора – он не делает свою работу и больше не заслуживает идеальной жизни. Она должна достаться тому, кто сумеет воспользоваться ею наилучшим образом.
– Значит, не месть, – сказал Ричи нейтральным тоном. Он слушал, но мои аргументы его не убеждали. – Спасательная операция.
– Спасательная операция. Скорее всего, Конор нафантазировал себе, как увезет Дженни с детьми куда-нибудь в солнечную Калифорнию или Австралию – туда, где веб-дизайнер может получить хорошую работу и жить с семьей на широкую ногу. Но, прежде чем явиться во всем блеске, ему нужно избавиться от Пэта. Нужно разрушить брак. И надо отдать ему должное: действовал он весьма изобретательно. Пэт и Дженни и без того испытывают сильный стресс, трещинки уже показались, и Конор использует то, что под рукой, усиливает давление. Он находит способ вызывать у них паранойю, чтобы они боялись находиться дома, перестали доверять друг другу и самим себе. Этот парень прирожденный манипулятор. Он не торопится, двигает фигуры постепенно, шажок за шажком, и вот уже Пэт и Дженни нигде не чувствуют себя в безопасности – ни друг с другом, ни в собственном доме, ни даже в своих мыслях. – Внезапно я с каким-то отстраненным удивлением осознал, что у меня трясутся руки, и засунул их в карманы. – Да, он хитер, этого у него не отнять. Очень хорош.
Ричи перестал грызть ноготь.
– Меня вот что бепокоит: что же стало с самым простым решением?
– Ты о чем?
– Вы говорили – выбирай ответ, требующий минимального количества дополнительных допущений. MP3-плеер, колонки, пульт, необходимость регулярно забираться в дом, чтобы их передвигать, огромная удача – ведь надо, чтобы Дженни ничего не услышала… Это уже целая прорва допущений.
– Легче принять как данность, что Пэт чокнулся, – сказал я.
– Нет, не легче. Но проще. Проще предположить, что он все себе вообразил.
– Да? А то, что за ними следит какой-то парень, что он разгуливает по их дому, ест их ветчину в то самое время, как Пэт превращается из разумного человека в психа, – всего лишь совпадение? Друг мой, совпадение такого масштаба – это нехилое дополнительное допущение.
Ричи покачал головой:
– Кризис довел обоих, никаких особых совпадений тут нет. А вот затея с плеером – другое дело: один шанс на миллион устроить так, чтобы Пэт слышал шум, а Дженни – нет. Это потребовало бы очень серьезных и долгих усилий, мониторить ситуацию пришлось бы буквально круглые сутки, это ведь не громадный особняк, где люди могут находиться в милях друг от друга. Как ни осторожничай, рано или поздно она что-нибудь услышала бы.
– Да. Скорее всего, ты прав. – Я заметил, что остановился – казалось, целую вечность назад. – Значит, это могла сделать она.
– Вы о чем?
– Может, они были заодно – Конор и Дженни. Это сильно все упрощает, верно? Конору необязательно шуметь только в отсутствие Дженни, и если Пэт спросит ее: “Ты это слышала?” – все, что ей нужно, это сделать озадаченное лицо и ответить: “Что слышала?” Насчет детей тоже можно не беспокоиться: Дженни убедит их, что им просто что-то показалось и что не надо упоминать об этом при папочке. Кроме того, Конору не нужно пробираться в дом и перемещать оборудование – об этом позаботится Дженни.
В белом свете флуоресцентных ламп лицо Ричи выглядело так же, как в то хмурое утро возле морга, – выцветшим, источенным до кости. Моя новая версия ему не понравилась.
– Это объясняет, почему она преуменьшает серьезность душевного состояния Пэта. Это объясняет, почему она не рассказала ни ему, ни местным полицейским про то, что кто-то забирался в дом. Это объясняет, почему Конор удалил с компьютера все, что касалось загадочного животного. Это объясняет, почему он признался: защищал свою возлюбленную. Это объясняет, почему она не сдала его: чувство вины. В сущности, сынок, это объясняет практически все.
Я почти слышал, как кусочки головоломки падают вокруг меня на свои места с тихим стуком, словно капли дождя. Мне хотелось подставить этому дождю лицо, напиться им, умыться дочиста.
Ричи не двинулся с места, и на секунду мне показалось, что он тоже это почувствовал, однако он быстро вздохнул и покачал головой:
– Мне это видится иначе.
– Все ясно как день. Ты не видишь только потому, что не хочешь.
– Дело в другом – как вы увязываете это с убийствами? Если Конор планировал свести Пэта с ума, то у него отлично получалось – у бедняги плавился мозг. С чего бы Конору бросать все свои планы и убивать его? И если ему нужна Дженни и дети, зачем убивать и их тоже?
– Пошли. – Я уже шагал по коридору с максимальной скоростью, едва ли не бегом. Ричи пришлось трусить за мной. – Помнишь значок “Джо-Джо”?
– Ага.
– Мерзкий ублюдок. – Я понесся вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
* * *
Конор по-прежнему сидел на стуле, большой палец у него был в красных
