и ее руководители проводили масштабную политику по привлечению в свои ряды также и выходцев из широких слоев мелкой и средней буржуазии, начиная от трудолюбивых и энергичных производителей Северной Италии и кончая людьми разных профессий и служащими Юга, которые именно в те годы, как никогда прежде, включились в борьбу против различного рода кланов, включая каморру[395], ставших настоящими хозяевами жизни крупных городов. Кроме того, среди интеллигенции, особенно ее молодых представителей, было много людей, весьма приверженных социалистическим идеалам. Например, социалистами считали себя Эдмондо Де Амичис, самый популярный писатель того времени, поэт Джованни Пасколи, «криминолог» Джузеппе Ломброзо и Энрико Ферри, который благодаря своему блестящему красноречию очень скоро стал одним из любимейших ораторов на социалистических митингах. Немецкие «товарищи» недоуменно вопрошали, как это вообще возможно в Италии: быть университетским профессором — и одновременно социалистом.

Именно эти характеристики — пестрота и многообразие итальянского социалистического движения — сильно отличали его как от германской социал-демократии, поражавшей своим суровым и мрачным пролетарским ликом, так и от других европейских социалистических организаций. Именно эти черты делали его сильным и влиятельным в моменты подъема и распространения своего влияния. Однако в периоды отступления и ожидания эти же особенности способствовали тому, что данное движение становилось слабым и уязвимым. В такие моменты различные социальные силы и идейные течения, которые объединила ИСП, стремились к расколу движения. По мере того как пролетарское ядро, состоявшее из рабочих и батраков Паданской долины, замыкалось в своем старом корпоративизме, принимавшим форму иногда умеренного, а иногда и радикального анархосиндикализма, — окружавшие их группировки крестьянства, люмпенов и буржуазии возвращались к своим прежним демократическим или анархистским убеждениям или, что происходило гораздо чаще, бездействовали, впадая в политическую апатию.

Необходимо учитывать, что промышленный пролетариат все еще составлял довольно незначительную часть трудящихся. Так, согласно переписи 1901 г., в промышленности было занято 3 989 816 человек, тогда как общая численность населения Италии старше 9 лет составляла более 25 млн человек, однако только часть из них, причем не самая существенная, являлась настоящими наемными рабочими, тогда как остальные были ремесленниками, кустарями и независимыми работниками. Кроме того, среди наемных рабочих значительная доля (около 60 %) приходилась на строителей и текстильщиков — главным образом выходцев из деревни, к тому же их труд зачастую носил сезонный характер. Наиболее сознательными и закаленными в совместной борьбе отрядами итальянского рабочего движения являлись печатники, железнодорожники и металлисты, однако их численность сократилась, а у многих из них, как, например, у типографских рабочих, было к тому же очень сильно развито корпоративное сознание.

Именно в силу этих причин классическая профсоюзная организация современного типа — профессиональный союз — получила развитие в Италии довольно поздно и к тому же не имела глубоких корней. В 1902 г. в различных профсоюзах состояло только 238 980 человек. Несколько больше (270 376 человек) насчитывали в том же году палаты труда, которые строились по территориальному признаку и в которых чисто профсоюзные задачи сочетались с более широкими целями, связанными с защитой прав и интересов широких слоев трудящихся данного города или местности. Как тогда говорили, палаты труда представляли собой нечто вроде «трудовой коммуны» и даже имели отдаленные черты сходства с муниципальным самоуправлением — предметом гордости средневековых городских коммун. Однако именно в силу этих особенностей итальянские рабочие воспринимали данные палаты как организации, в наибольшей мере отвечавшие их корпоративным интересам и идеалам. Идея солидарности рабочих разных специальностей, а также рабочих, ремесленников и мелкобуржуазных слоев в пределах одного города встречала большее сочувствие, чем идея солидарности на общенациональном уровне. Иными словами, миланский рабочий-металлист ощущал большую общность своих интересов скорее со столяром или даже служащим из его собственного города, чем с металлистом из Неаполя или Ливорно. И это достаточно ярко выраженное стремление к корпоративизму и даже своеобразному местничеству неоднократно оказывалось одновременно проявлением как силы, так и слабости. С одной стороны, без такого корпоративизма стала бы невозможной генуэзская забастовка 1900 г. Но в других случаях он становился серьезным препятствием на пути развития рабочего и социалистического сознания. На какое-то время, особенно в периоды бурного развития итальянского социалистического движения и достигнутых им успехов в борьбе, упомянутые внутренние ограничения не проявлялись еще со всей очевидностью, однако они не замедлили сказаться впоследствии.

«Демократическая волна», которая в самом начале ХХ в. захлестнула все итальянское общество, оказала влияние и на организованное католическое движение. Оно возглавлялось организацией «Опера деи конгресси» (ОДК), основанной в 1874 г. и разделенной на несколько секций, одна из которых, а именно вторая, специально занималась вопросами социальной политики и располагалась в Бергамо. До определенного момента ОДК проявлял максимальную активность в создании сельских касс взаимопомощи по образцу касс Райффайзен[396] в Германии. Такое начинание оказалось успешным: в 1897 г. существовало уже 705 католических сельских касс, причем большая их часть располагалась в областях с преобладанием мелкого производства, т. е. в Северной и Центральной Ломбардии, а также в области Венето севернее Полезины. Развернутая католиками деятельность, направленная на защиту мелких предприятий и мелкой собственности в годы аграрного кризиса, во многом предопределила превращение этих областей в так называемые «белые» зоны, каковыми они остаются вплоть до наших дней, а также усилила в среде духовенства Ломбардии и Венецианской области стремление к реальному пониманию ситуации и насущных потребностей простых людей. Именно в данной среде родился и сформировал свои убеждения скромный священник Анджело Джузеппе Ронкалли (1881–1963), сохранивший их и после избрания его папой в 1958 г., принявшим имя Иоанн XXIII.

Однако деятельность «Опера деи конгресси» ограничивалась лишь организацией сельских касс и обществ взаимопомощи. Ведь «непримиримые» (так называли католиков, которые, в отличие от умеренных клерикалов, отказывались вступать в какие-либо отношения с Итальянским государством), стоявшие во главе ОДК, разумеется, не собирались поощрять ассоциации, которые ставили целью, как тогда говорилось, «сопротивление», или, как это называется сегодня, синдикализм. По их представлениям, рабочие и предприниматели должны были сотрудничать, а не бороться друг с другом. Впрочем, именно таков был еще завет папы Льва XIII в его знаменитой энциклике Rerum novarum[397], изданной в 1891 г. Однако другая часть католического движения была склонна по-новому, т. е. шире и более современно, оценивать миссию Католической церкви, а именно как мужественное служение католиков на благо общества и даже как борьбу за социализм. Причем эту борьбу следовало вести не просто в рамках еще одного оппозиционного движения, но само это движение должно было стать по-настоящему массовым, а значит —