неприятие «имперской» внешней политики в любой ее форме, и в частности политики, проводимой Криспи, а также твердая уверенность в том, что, для того чтобы разрешить важнейшие внутренние проблемы, Италии необходимы спокойствие и мир. В своем внешнеполитическом курсе возглавляемый Джолитти кабинет министров, при активном участии министров иностранных дел Джулио Принетти и Томмазо Титтони, все больше отходил от абсолютной приверженности Тройственному союзу, за что ратовал Криспи. Прежде всего это проявилось в постепенном сближении Италии с крупнейшими европейскими державами, в первую очередь с Францией. Именно с ней в 1901–1902 гг. были подписаны два соглашения, закреплявшие сферу французских интересов в Марокко, а итальянских — в Ливии (Триполитания и Киренаика). Затем был достигнут ряд договоренностей с Англией. Впрочем, с этой страной Италия всегда поддерживала хорошие дипломатические отношения. Однако теперь Великобритания признала возможность установления итальянского протектората над Ливией. И наконец, было подписано соглашение с Россией. В 1904 г. президент Франции Э. Лубе был принят с особым радушием во время официального визита в Рим. А всего за год до этого, в 1903 г., гостем короля Италии оказался английский монарх Эдуард VII. Тогда же в Италию должен был прибыть с официальным визитом и русский царь Николай II, однако бурная кампания, развернутая социалистами и анархистами, привела к тому, что эта поездка была отложена до 1909 г.[404]

Таким образом, уходила в прошлое эпоха, когда, как во время правления кабинета Криспи, формирование внешнеполитического курса Италии сопровождалось острыми дебатами и разногласиями.

Наступал период наведения мостов и умиротворения. Удачное расположение звезд на политическом небосклоне способствовало созданию благоприятной ситуации, сложившейся на тот момент в политике и дипломатии. Теперь подул сильный ветер перемен и рассеял тучи крупных конфликтов и столкновений. Даже прусский канцлер Бернгард фон Бюлов вовсе не находил ничего дурного в том, чтобы Италия «станцевала тур вальса» вне Тройственного союза. Что касается колониальной политики, то, отказавшись от планов вторжения в Эфиопию и отложив на некоторое время решение вопроса об установлении опеки над Ливией, Италия ограничилась введением прямого управления в Сомали (1905), над которым уже давно был признан итальянский протекторат.

Осуществление страной подобного внешнеполитического курса, направленного на разрядку, позволило Джолитти уже в первом десятилетии XX в. проводить либеральную внутреннюю политику обновления, которого после «черных дней» 1898 г. ждала от него вся Италия. Премьер-министр все еще продолжал придерживаться убеждения в возможности возрождения и обновления снизу всего итальянского общества, и в первую очередь итальянской деревни, — ведь именно такова была одна из парадигм Рисорджименто. Однако он был менее всего доктринером и прежде всего политиком, а потому осознавал тот факт, что развитие промышленности Италии, в какой бы форме оно ни происходило, равно как и зарождавшееся рабочее движение, — это необратимые явления, которые нельзя повернуть вспять, а также и то, что индустрия и профсоюзы стали к тому времени наиболее организованными и динамичными силами общества. Именно поэтому приоритетным направлением политики Джолитти стали наведение мостов между либеральной буржуазией и теми, кто сплотился вокруг ИСП, и курс на сотрудничество между ними. Если бы итальянские промышленники могли проникнуться убеждением, что повышение заработной платы рабочим будет в конечном счете отвечать их собственным интересам, и если бы, кроме того, социалисты сумели обуздать и держать под контролем революционное нетерпение и бунтарские устремления масс, которые шли за ними, — тогда можно было бы надеяться на постепенное преодоление порочного круга нищеты и отсталости, в котором, как в тисках, были зажаты наиболее отсталые регионы и отрасли экономики Италии. В этом случае можно было бы ожидать и того, что созданный таким образом блок, куда вошли бы рабочие и предприниматели, социалисты и передовые либералы, обладал бы большой притягательной силой и поэтому смог бы преодолеть как эгоистические побуждения ретроградов, находившихся на самом верху социальной пирамиды, так и озлобленность униженных низов.

Сначала казалось, что этот смелый политический план имеет все шансы на успех: ведь перед лицом новой волны забастовок, охвативших страну в 1901–1902 гг., новый министр внутренних дел Джованни Джолитти отнюдь не потерял голову. Он не обращал внимания на настоятельные требования тех землевладельцев, которые, подобно графу Арривабене из Мантуи, по случаю забастовок выгоняли на работу своих волов, которых нарекли именами ненавистных руководителей крестьянских лиг. Он считал необходимым лишь осуществление контроля над тем, чтобы закон не нарушался обеими сторонами. Такая политика была абсолютно новой и непривычной для страны, где прежде бастующий в большинстве случаев считался едва ли не преступником. По-видимому, именно по этой причине в сельской местности стали проходить забастовки под лозунгом «Да здравствует Джолитти!». Теперь уже не только крестьяне и рабочие, участвовавшие в стачках и таким образом защищавшие свои интересы благодаря организованному ими стачечному движению, добились увеличения заработной платы и улучшения условий труда — завоеваний, которые еще за несколько лет до этого казались невозможными. Теперь уже все общество испытывало ощущение, что в Италии наконец что-то изменилось. Парламент стал заниматься вопросами, связанными с социальным законодательством, и обсуждал закон о труде женщин и детей, а также об учреждении Национальной палаты труда. В печати и в стране в целом проводились горячие дискуссии по таким важнейшим проблемам, как положение дел на Юге, всеобщее избирательное право, сокращение военных расходов.

Но этот новый политический курс вызывал и ожесточенное сопротивление. Наиболее непримиримыми и твердолобыми его противниками стали крупные землевладельцы Южной Италии и Паданской равнины, которые были застигнуты врасплох новой волной забастовок и проявляли крайнее упрямство, отказываясь идти на какие-либо уступки. К тому же, естественно, что не всех промышленников удалось убедить в уместности и своевременности повышения оплаты труда работникам. Многие из них подняли также волну протеста против принятия закона о женском и детском труде.

Наконец, противником взятого курса был и королевский двор. Правда, новый монарх не имел ярко выраженных реакционных убеждений своего предшественника и его энергичной супруги. Однако, обладая нерешительным и скрытным характером, он не мог противиться влиянию военных. Военные расходы поглощали весьма значительную часть государственного бюджета и не подлежали сокращению. В ходе трудовых конфликтов армейские части, вызванные для наведения порядка, часто открывали огонь по манифестантам. В общем, не проходило и года без того, чтобы в Италии не произошло, как тогда говорили, «массовой резни пролетариев».

Поэтому, когда во второй половине 1902 г. несколько ухудшилась экономическая конъюнктура, промышленники и землевладельцы воспользовались этим обстоятельством и перешли в контрнаступление. Штрейкбрехерство постепенно получало все большее распространение