– Не справились? Я столько на военной службе, сколько и вы, и воевал, пока вы лакомились устрицами во Франции.

– Не увиливайте, – раздраженно сказал он. – Мне хорошо известно, что вы принимали участие в походе на Сталинград, пока я гарцевал на чистокровной лошади в охранном полку в Париже. Но это совсем не то, что мне хотелось выразить словами, и вы это прекрасно понимаете.

– Нет, не понимаю, – притворно заметил я, так как в каждом разговоре с ним присутствовала доля коварства.

– Это все от того, что вы мне полностью не доверяете. Неужели вы и вправду думаете, что я могу донести на вас? Меня подобные мысли обижают. Неужели они являются реакцией на мои упреки?

– Вам хорошо известно, что в Гитлере я вижу совсем другое, нежели вы.

– Вы считаете его мошенником, выродком и подлецом.

– Для меня это одно и то же, но все не так просто, особенно что касается вопросов морали. Не согласен я и с утверж дением, что он более велик и как личность более значим, чем его оппоненты.

– Кого вы имеете в виду?

– В первую очередь Черчилля, если уж быть откровенным.

– А Рузвельт?

В ответ я только улыбнулся.

– Он же настоящий демократ, чуть ли не святой, да к тому же американец. А ваше отношение к американцам мне известно, – начал горячиться Райх.

– Святых почитают в церкви, а американцы ничуть не лучше нас, немцев. Допускаю даже, что они опережают нас в отдельных негативных проявлениях публичной жизни.

– Тогда получается, что Гитлер, как объединитель нации, основатель великого Германского рейха, преумножитель населения, как выходец из так вами любимого народа, как сторонник личного суверенитета и гонитель либеральной идеологии, должен вам нравиться.

– Он нарушил все клятвы, убил своих друзей, искоренял целую расу, а после войны намеревался обрушиться на христианские церкви. Ведь хорошо известно, что новые статуи воздвигаются на постаменте старых. Кроме того, у него нет высшего образования.

– Последнее замечание к вам, конечно, не относится, – рассмеялся Райх. – Мне известно, что вы являетесь апостолом русского бескультурья и что вы упрекаете Гитлера в том, что он не знает ни французского, ни греческого языка.

– Этого я не требую.

– Вы и тысячи вам подобных могли бы наполнить гитлеровское движение внутренним смыслом. Разве партия не пыталась навести чистоту в нравах, сексуальных отношениях, дать социальные послабления, работу и хлеб для каждого? Разве присоединение Австрии не являлось воплощением в жизнь чаяний всей нации? Среди маленьких поломок и больших глупостей вам надо видеть величие мыслей и планов, а не обращать внимание на тщеславие и амбиции партийных функционеров. Этого везде хватает. Мне самому не нравятся убийства идиотов[197] и гонения на церковь. Но нельзя и забывать о целом, великом целом, которое возвысило нашу нацию над всем миром. Вся Европа у наших ног…

– Вас ослепляет ореол призрачной власти. Так уже было и не раз еще будет в истории. Если бы это на самом деле отвечало чаяниям немецкой нации! Ведь все это только желание партии, выливающееся в граничащее с террором безграничное подавление собственного народа.

– Позвольте, – решил перевести наш разговор в другое русло Райх, – но как управлять массой без вождей и повиновения? Что за примитивный бред, который сводится к тому, что каждый из 80 миллионов немцев должен развиться в самостоятельную свободную личность? Такое не смог совершить ни один народ, в том числе и американцы, которые с этой идеей выступают. Этого не смогла сделать и церковь, которая вот уже на протяжении 2 тысяч лет утверждает, что нет ничего важнее, чем вера в догму.

– Мне нравится, как вы пытаетесь найти слабую точку в моих утверждениях, – заметил я. – У всех этих народных масс есть будущее. Но поскольку каждый их представитель не сможет развиться в самостоятельную личность, то их должен кто-то вести за собой. Это верно, но почему вести должны такие, как наш фюрер? Он является выразителем интересов клики шулеров, ставящих все на карту, так как им нечего больше терять. Все последнее десятилетие партия демонстрировала только такие черты, как тщеславие, самолюбование, жажда власти и денег, раболепие, карьеризм и стяжательство. Скажите, во имя чего сотни тысяч, миллионы солдат должны жертвовать своей жизнью? Ради того, чтобы у власти удержалась эта клика?

– Даже если признать ваши обвинения верными, то все это является лишь издержками нашей великой идеи, которой служите и вы, чтобы решить исторические задачи, – заявил Райх. – Или вы будете меня уверять, что верите в такие понятия, как мораль и добродетель? А может быть, вы верите в равенство, свободу, братство и прочие привлекательные лозунги так называемых западных демократов?

В ответ я только улыбнулся.

– Может быть, вы верите в гуманность и демократию? – продолжал наседать Райх.

– В них я тоже не верю, – заметил я. – Пустая болтовня об этих понятиях может обмануть лишь тех, кто считает, что если они говорят об этом, то уже имеют то, о чем болтают.

– Как же, на ваш взгляд, следует управлять массами?

– Массы не имеют культуры в старом ее понимании и не нуждаются в ней. Это хорошо видно на примере русских. Посмотрите, сколько среди них толковых и простых в общении людей, которые понятия не имеют, кто такой Гете. Но это не мешает им исполнять свой долг на фабрике или в армии и вообще там, где они задействованы и поставлены. С таким незнанием масс высоких понятий приходится считаться…

– А это не является враждебностью? – уточнил Райх.

– Их враждебность – всего лишь ответ на наши действия и непринятие германской культуры. Если мы уничтожаем русских как евреев и индейцев…

– Индейцев? – не понял Райх.

– Я имею в виду наших американских «друзей», которые ведут себя по отношению к ним и неграм не совсем демократично.

– Так-так. Очень хорошо, – обрадовался Райх. – Продолжайте!

– Все свидетельствует о том, что старая культура, уходящая своими корнями в XVIII столетие, утратила свою притягательную силу.

– Что же тогда остается?

– Исторический опыт показывает, что на свете есть только одна власть, которая объединяет массы и ведет их к высоким идеям без насилия. Это церковь.

Я помолчал немного и продолжил:

– Русские крестьяне, христианские рабочие в Германии, ирландские обыватели в Америке и миллионы полудиких индейцев и метисов в Южной Америке с социологической точки зрения относятся к массе, но нравственно они превосходят расплодившихся европейцев и всех состоятельных людей на земле. И все потому, что они доверяют своим вождям, соблюдающим законы любви и повиновения. Это то доверие, о котором много говорят национал-социалисты, но на самом деле им