Шрифт:
Закладка:
Когда пытка наконец закончилась, у 32/08 мелко тряслись руки, а когда он закрывал глаза, то видел детали, поглощаемые вибростендом.
14. Cон VII.
Рыцарский поединок – словосочетание, как будто бы насквозь пропитанное благородством и честью. И даже если сюзерен дерётся со своим вассалом, у них должны быть одинаковые шансы на победу. Однако в игре «Время ведьм» этот принцип из-за присутствия в ней имбо́вых53 артефактов не работал.
За завтраком Закари прикидывал вероятность победы над герцогом.
Преимущество было, по сути, единственным: как недавний ратник и нынешний действующий командир, он постоянно упражнялся с различными видами оружия: копьями, мечами, кинжалами, луками и арбалетами. Постоянно скакал верхом. В общем пребывал в отличной форме. Герцог, в отличие от него, хоть и имел богатейший ратный опыт, но в далёком прошлом. Лет десять уже он почти не участвовал в военных действиях, а если всё-таки приходилось, наблюдал за битвой с холма, развалившись в походном кресле.
Из многочисленных минусов.
Доспехи. У Закари хоть и дорогой, новый и прочный, но всё-таки самый обычный панцирь. У Золотого же Сердца не доспех, а чудо инженерной и магической мысли делающий своего хозяина неуязвимым для всех видов оружия и неимоверно опасным в нападении. Под пластинами из прочнейшей лёгкой стали, выкованной далеко за границами империи, прятались хитроумные механизмы и пружины, приводимые в действие мыслями владельца и многократно увеличивающие его силу и ускоряющие движения. Не доспех, а сокровище, по стоимости как весь замок Альбрук вместе со всеми его обитателями.
Теперь мечи. У баронета всё то же самое – простота и надёжность, у герцога меч с собственным именем от именитого опять же оружейного мастера. Соответственно: прочность булата, феноменальная проникающая способность и идеальная балансировка. Опять беда.
Кони. У Закари великолепный жеребец, ранее принадлежащий герцогскому гонцу. Один из лучших в стране, но… для быстрого и дальнего перемещения, не для боя на копьях. У властелина Альбрука в конюшне самый богатый выбор разнообразно подготовленных скакунов, в том числе битюгов, тяжёлых и достаточно мощных для того, чтобы максимально разогнать свою массу и массу седока, преодолев расстояние, равное половине длины ристалища. Такой конь гораздо более устойчив и несёт бо́льшую разрушительную силу, чем скаковой. То есть и здесь превосходство точно не на стороне баронета.
И наконец моральная подоплёка дела. Закари по всем статьям неправ. Никак не красит его адюльтер с женой своего покровителя и благодетеля. Герцог к нему как к родному, а он… То, что герцогиня – потаскуха, баронета никак не извиняет. Его и так многие не любят; он в их глазах безродный выскочка, везунчик, поражение которого уравняет его с остальными неудачниками. Герцог же отстаивает свою поруганную честь на глазах у нежно любящих и почитающих его верноподданных. А при прочих равных, на чьей из дуэлянтов стороне моральная правда и поддержка болельщиков, тот почти и победил.
«Что ж, – решил не отчаиваться Закари, – тем заслуженней будет победа!»
– Спасибо, Гвидо, как всегда, божественно, – баронет отодвинул глиняную миску и вытер рот рукавом, как простой ратник.
Повар принимал опального баронета вместе с его оруженосцем на кухне, мало опасаясь герцогской немилости. Все остальные придворные воротили носы при встрече с бывшим комендантом.
– А ведь я ещё тогда понял, когда Одноглазый замок захватить пытался, что ты с герцогиней роман крутишь. Тогда ещё чуял, что это плохо кончится. Да не стал тебе ничего говорить – подумал, всё равно не послушаешь, – грустно поведал Гвидо.
– Тебе точно не в чем себя винить, друг. Конечно, не послушал бы. Я сам во всём виноват, – утешил его Закари.
– Было бы странно, если бы молодой человек устоял перед чарами такой прекрасной дамы, – заметил Бертран.
Гвидо пропустил его слова мимо ушей.
– Послушай, – он обращался исключительно к баронету, – тебе нужно бежать. Всем известно, что у герцога экипировка лучше. У тебя нет шансов. Ты погибнешь. Это будет не поединок, а казнь.
– А если я всё-таки одержу победу?
– Не многим лучше. Самого свободного герцогства королевства не станет. Все труды по его созданию Карла Велеречивого и Ренольда Золотое Сердце пойдут прахом.
– А не лез бы ты со своими советами, повар! Шёл бы лучше готовить. Для воина бежать от поединка – самое позорное, что он может сделать, – возмутился Бертран.
– Чья бы корова мычала… – заметил повар, всё так же не глядя на оруженосца. – Зачем ты взял его с собой? Я бы лучше отправил его трапезничать к челяди.
Бертран оттолкнул от себя миску, да так, что она полетела со стола и разбилась о каменный пол. Потом встал и отчеканил:
– Сэр Вентер, я подожду вас снаружи. Здесь воняет гнилой капустой.
– Так это ж от тебя и разит, старик, – зарычал Гвидо, поднимаясь во весь свой богатырский рост и сжимая кулаки. – Позволь, я провожу тебя на свежий воздух.
Баронет остановил его жестом, потом обернулся к Бертрану.
– Иди. Я тотчас буду.
– Я и не особенно рассчитывал на то, что ты меня послушаешь… – проворчал Гвидо, когда Бертран вышел. – Поэтому приготовил зелье Безразличия к Смерти и Презрения к Жизни. Дать тебе?
Закари улыбнулся.
– Отдай лучше герцогу.
Встал из-за стола, подошёл к другу и крепко обнял его, как будто прощаясь.
Поединок должен был состояться в самом замке. Длины плаца для военных упражнений как раз хватило, чтобы устроить на нём ристалище, на противоположных концах которого разбили палатки для отдыха и снаряжения поединщиков.
В зрителях недостатка не было. Придворные, солдаты герцогского войска, замковая челядь, а также знатные горожане толпились вокруг ристалища, глазели из окон жилых и подсобных помещений. Стайка детворы устроилась на крыше казармы. На балконе над входом в жилые покои расположилась герцогиня с ближайшими домочадцами, бургомистром Альбрука, а также приглашёнными по случаю крупнейшими лендлордами герцогства. Там же находился и Гвидо, вид которого был несчастен, ибо он переживал за обоих поединщиков, ведь один
