рассказала, что, после того как лет в шестьдесят среднестатистическую пчелу отправляют в «Последний сон», тело её отдают на переработку в сельскохозяйственные удобрения.

– На удобрения?! – 32/08 почувствовал, как волосы у него встают дыбом.

Девушка хмыкнула.

– Скажи спасибо, что не сразу на кашу эту вашу…

После небольшой паузы, дав ему переварить информацию, Сильвия сообщила следующий удивительный факт:

– Ты вот ещё, наверное, помнишь своих родителей, а последние поколения пчёл – нет.

– Это как же?

– А вот так. Уже лет двадцать существуют специальные ульи, в которых живут исключительно женщины. Они не работают – только рожают. Есть такие, что уже по двадцать раз родили. Оплодотворяют их искусственно, как коров. И детей своих они никогда не видят. Ведь половые отношения среди пчёл в реале считаются крайне неприличными и противоестественными.

– Надо бы их вообще запретить, – перебил её 32/08. – Мы ведь все как братья и сёстры…

– Да-да, – нахмурилась Сильвия. – Особенно когда пчёл начали выращивать промышленно, эта пропагандистский тезис перестал быть фигуральным.

– А изгои откуда это всё знают?

– К нам разные люди приходят.

16. Ночь 2-я.

Поселение изгоев находилось на территории заброшенной угольной электростанции. Три её трубы было видно издалека; на них горели несколько ярусов жёлтых огней.

– Станцию хотели перевести с угля на газ, но электрокомпания разорилась из-за развития альтернативных способов получения электроэнергии, – тоном экскурсовода поведала Сильвия. – Ещё через несколько лет было принято решение о закрытии и сносе станции, но руки у государства не доходили. Когда-то труб было четыре, самая высокая рухнула из-за коррозии железобетона. В итоге наша община приобрела её за гроши.

– А остальные не рухнут? – с опаской посмотрел на многотонные конструкции 32/08.

– Не сегодня. Мы мониторим их состояние. Если возникнет опасность обрушения – демонтируем.

Пока они приближались к станции, миновали проходную и подъезжали к одному из трёх огромным зданий, снаружи оплетённых металлическими балками, Сильвия рассказала, что после закрытия станции остались запасы угля, которые изгои потребляют уже пять лет, их хватит такими темпами ещё лет на двадцать. В настоящий момент из двух больших и четырёх малых энергоблоков починили один, и он работает только на два процента от расчётной мощности.

– Сейчас нас почти три тысячи, и это только здесь, на станции, по стране, наверное, тысяч десять.

Всё вокруг было залито электрическим светом от множества ламп, лампочек, фонарей и прожекторов. Корпуса были украшены гирляндами ярких огней. От этого накрывало ощущением весёлого праздника.

– На ночь я определю тебя в изолятор, там тебе помогут избавиться от бессонницы. Как тебя представлять людям? У нас не принято называться номерами.

32/08 немного подумал.

– Закари.

В бывшем офисном здании электростанции на первом этаже располагалось нечто вроде больничного стационара, и запах тут стоял больничный.

В одном из кабинетов они нашли Дока в заношенном, но чистом и отглаженном салатовом халате.

Когда Сильвия представила их друг другу, Док произнёс с улыбкой:

– Добро пожаловать на борт, Закари! А ты, милая, спать иди, мы тут без тебя разберёмся.

После осмотра и проверки рефлексов Док поспешил утешить Закари:

– Они внушают вам, что вы не можете жить без этих гипнотических снов, а на самом деле всё из-за газа, который дают для засыпания. Гипносон вызывает только психологическую зависимость, а вот нарколептик, содержащийся в газе, становится физически необходим для сна. На него подсаживаются. Но на самом деле можно спать вовсе без него. Нужно просто, как это называется у наркоманов, «перегнуться». Без медикаментов этот процесс занимает до месяца. У некоторых так и не получается. Кто-то сходит с ума, кто-то умирает… Но! – он достал из ящика стола оранжевую пластиковую баночку с таблетками и потряс ею. – Я разработал свою методику: изысканный коктейль из снотворных и нейролептиков безотказно вырубает даже самых матёрых виртуалов. Постепенно будем снижать дозу, и через пару недель будешь засыпать сам, без всякой химии.

– Погоди, Док. Я ведь ещё ничего не решил…

– Если ты здесь, приятель, значит, уже решил.

17. День 8-й.

Закари проснулся на больничной функциональной кровати в палате изолятора. Обстановка тут была хоть и потёртая, но вполне приличная.

Прежде чем дать лекарство, Док предупредил, чтобы пациент не вздумал вставать с постели сам – возможны тошнота, головокружение и дезориентация. Ничего подобного Закари не испытывал, но ощущал себя вялым и подавленным, как после болезни.

На прикроватном пульте имелась кнопка вызова. Он нажал на неё.

Через пару минут дверь распахнулась и вошла Сильвия.

– Вставайте, граф, вас ждут великие дела!

– Привет. Во-первых, не граф, а баронет. А во-вторых, у тебя других дел нет, кроме как со мной возиться?

– Ты сейчас моё самое главное дело, – сообщила она. – Я тебя сюда привезла, должна помочь адаптироваться. Ты почему такой мрачный? Плохо спал?

– Да нет. Вроде неплохо. Голова тяжёлая. И вообще тоскливо… Не до конца понимаю, что я здесь делаю, что дальше будет…

– Это нормально, Зак. Ты всю жизнь просидел на гипносне – конечно, тебе непривычно просто спать. Вон какие-то баронеты из тебя лезут… Ну ничего, пойдём завтракать, а потом я отведу тебя к нашему старосте. Он хочет с тобой познакомиться, а заодно и объяснит, что делать и что будет дальше. Давай-ка я тебе встать помогу.

– Не нужно. Я сам. И вообще, мне надо одеться.

– А ну брось! Чего я там не видела? Что, Дока звать, раз ты меня стесняешься? Я на всякий случай подстрахую.

Страховка оказалась не лишней. Когда он встал на ноги, голова закружилась так, что, если бы не плечо девушки, упал бы обратно на кровать.

– Ну вот, молодец! Теперь давай одеваться, умываться.

Одноразовый комбинезон, в который его каждое утро заворачивал саркофаг, исчез, на его месте оказались белые штаны и такая же футболка. Ботинки из прошлой жизни стояли тут же, как будто насупясь, но рядом с ними оказались весёлого вида сандалии, явно более подходящие для новой одежды.

Столовая в общине занимала площадь, равную минимум трём каминным залам Альбрукского замка, но в ней сейчас кроме Закари и Сильвии никого не было.

– Уже десять часов. У нас никто столько времени не спит, – объяснила Сильвия. – Люди завтракают в три смены с полседьмого до восьми.

Запах тут стоял, конечно, не как на кухне у Гвидо, но тоже достаточно аппетитный. Он вдруг почувствовал такой острый голод, что его снова замутило.

– Садись, садись, – девушка тревожно глянула на него своими странными глазами. – Какой ты бледный. Сейчас всё принесу.

К его большому разочарованию, ему подали ненавистную пластиковую кашу,