Шрифт:
Закладка:
И наконец немногочисленная элита, в которую входят владельцы предприятий и многочисленных бюро по жизнеустройству. Они зарабатывают деньги и могут позволить себе гипносон любой продолжительности.
Эти бюро – самое страшное порождение современного общества. Название их произошло от ранее существовавших бюро по трудоустройству, когда спекулянты человеческим мясом поняли, что можно «устраивать» не только труд, но и всю жизнь подопечного. В сговоре с владельцами средств производства и провайдерами виртуальных игр они превращают реальную жизнь огромного количества пчёл в пытку, от которой те могут спастись лишь во сне.
Есть ещё небольшая прослойка тех, кто занят в создании игр, они стоят особняком, и их ничтожно мало – основную работу там делают нейросети.
– Ну вот. Вкратце примерно так всё и устроено. И мы как раз дошли до ульев. Давай прощаться.
– Но постой. У меня ещё много вопросов.
– Мне нужно идти. И ты иди спать, но помни: реальная жизнь может и должна быть гораздо интересней самых замечательных снов. Что-то мне подсказывает, что мы не в последний раз видимся. Когда тебя вновь одолеет бессонница, набери меня, – она навела свой третий глаз старой модели, выглядевший как знак касты на лбу у индийской женщины, на его, современный и практически незаметный. Устройства синхронно пикнули, подтверждая обмен контактами. – Я тебя с нашими познакомлю, ну и покажу, как мы живём. Может, тебе у нас понравится больше, чем в твоём гробу. Вас лишили воли, но не выбора. Иногда это гораздо надёжнее, чтобы держать в узде. Торчать, как наркоман, на гипносне – вовсе не единственный выход в жизни.
Она порылась в своей котомке и протянула на ладони две золотые пчёлки, точь-в-точь такие же, как те, которые забрали панкстеры.
– Держи. Подарок.
– Но откуда они у тебя?
– Я же говорила, что у меня не всегда было имя. Забирай, они мне не нужны.
Саркофаг диагностировал у 32/08 поднадкостничный перелом двух рёбер, ушиб мягких тканей головы, лёгкое сотрясение мозга и гематому в правой почке и сообщил своему жильцу, что сеанс лечебного гипносна продлится двадцать шесть часов четырнадцать минут. 32/08 жадно втянул ноздрями такой знакомый запах усыпляющего газа и отправился во «Время ведьм».
12. Cон VI.
Баронет Вентер налегке, в походной одежде, возвращался в Альбрук после затянувшейся на пять дней инспекции своей новой вотчины. При каждом шаге коня мошна на его поясе мелодично побрякивала. И не так, как в бытность его бедным рыцарем – медью и серебром, а в основном золотом, издавая при этом другой, как будто более благородный звук.
Дорога была живописной, но долгой. Его единственный попутчик, оруженосец Вольдемар – тот самый любитель нести сторожевую службу в компании гражданских лиц женского пола, изо всех сил пытался развлечь баронета беседой.
– Сэр, – выговорил он как будто через силу, – а можно, я спрошу вас кое о чём? Только пообещайте не сердиться.
– Послушай, друг Вольдемар, – Закари почувствовал его напряжение, – мы сейчас вдвоём, называй меня по имени и на «ты», пожалуйста. Не надо этих «сэров». Спрашивай.
– Хорошо. Так как ты считаешь, друг Закари, почему одним всё, а другим ничего?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну вот возьми себя и меня. Я и сильнее тебя, и красивее. Бабы меня любят, а удача – нет. Ты меньше меня на службе у герцога, а уже баронет, а я всё ещё ратник. Где справедливость?
– И ты туда же. Завидуешь…
– Нет, правда! Может, ты душу дьяволу продал? Как же иначе, чтобы так везло? Или ведьма какая тебе помогает?
– Ты, может, и самый сильный, и самый красивый, однако точно не самый умный, – отмахнулся баронет.
– Нет, ты скажи, помогает?
– Да никто мне не помогает! – начал раздражаться Закари.
– В наше время, говорят, надо ведьму себе найти, она и поможет. У меня каких только ведьм не было, а толку… до оруженосца вон дослужился, – горько усмехнулся Вольдемар. – А ты вон между тем даже с бабами-то не очень по сравнению со мной…
Закари даже коня остановил, перекрыв Вольдемару дорогу. Они ехали по густому лесу, тропинка была узкой – не объедешь.
– Это с чего ты взял?
– Да мало, что ли, думаешь, баб общих у нас с тобой было? Ты вон пол-Альбрука, наверное, перелапал, а я почитай – всех. Так вот я про тебя много интересного узнал, – ратник подмигнул баронету.
– И что же?
– Говорят, торопыга ты, и только о себе думаешь. Со мной женщине куда веселее.
– Эти шлюхи всем так говорят, кто у них последний.
– Всем, да не всем. Тебе вот герцогиня, например, про меня такое рассказывала? А мы ведь с ней знатно покувыркались в своё время, во всех укромных местах замка: и в винном погребе, и даже в пыточной.
«Вот почему на пыточном ложе, когда я привёл туда Одноглазого, не было пыли», – понял Закари.
– С чего бы я её про бывшие интриги расспрашивал? Я ж не больной, как ты.
Он отвернулся и тронул коня.
«Но откуда мерзавец знает про нашу связь с герцогиней? Ах, да. Её служанка. Это же она навещала его на посту в башне. А я ещё, идиот, поцелуй через неё передавал. Гадость какая…» – размышляя, Закари высматривал какую-нибудь полянку. Как назло, долго ничего не попадалось.
Вольдемар тем временем подначивал его слащавым голосом:
– Ну ты чего, друг Закари? Обиделся, что ли? Зря. Я же правду сказал, а на правду не обижаются.
Наконец деревья расступились, и они оказались на небольшой прогалине. Закари спешился и привязал коня за уздечку к толстой ветке.
– А ну слезай!
Ратник с улыбкой спрыгнул с коня, как будто только этого и ждал.
– Поединок?
– Для поединка ты рылом не вышел, – отвечал баронет. – На кулаках драться будем.
Он снял пояс с ножнами и повесил на другую ветку.
– Как скажешь, – Вольдемар сбросил свой меч прямо на землю и звонко ударил кулаком правой о ладонь левой. – Только я тебя, баронет, жалеть не буду, не надейся.
Он был на полголовы выше и раза в полтора тяжелее, поэтому заранее полагал себя победителем.
Оруженосец сразу бросился на рыцаря, как медведь на оленя. Не ожидавший такой прыти Закари оказался под градом мощных ударов, от которых еле успевал уворачиваться. Блокировать их было бесполезно, потому как мощь в них была такая, что
