Карло Кривелли, возможно, также был учеником Виварини; однако вскоре после семнадцати лет (1457) ему пришлось бежать из Венеции: похитив жену моряка, он был оштрафован и заключен в тюрьму; освобожденный, он искал безопасности в Падуе, где учился в школе Скварчоне. В 1468 году он переехал в Асколи и провел оставшиеся двадцать пять лет, рисуя картины для церквей там и сям. Возможно, из-за того, что он так рано покинул Венецию, Кривелли почти не участвовал в прогрессивном движении венецианской живописи; он предпочитал темперу маслу, придерживался традиционных религиозных сюжетов и принял почти византийскую схему подчинения изображения декору. Он покрывал свои картины эмалью, которая хорошо сочеталась с позолоченными рамами полиптихов, которые он заполнял; и хотя его мадонны кажутся холодными, в их рисунке есть тонкое изящество, предвещающее Джорджоне.

Ветторе (Витторе) Карпаччо был одним из главных среди этих малых. Начав с изучения перспективы и дизайна в манере Мантеньи, он перенял повествовательный стиль Джентиле Беллини, добавил к нему юношеское предпочтение воображаемых идиллий, а не современных событий, и применил к своим романтическим темам полностью разработанную технику. Совершенно чуждой его обычно светлому духу является ранняя картина (в Нью-Йорке) «Медитация на страсти» — мрачное исследование святых Иеронима и Онофрия, представляющих себе Христа, сидящего перед ними мертвым, с черепом и скрещенными костями у их ног, и на фоне опускающихся облаков. В тридцать три года (1488) Карпаччо получил важный заказ: написать для школы Святой Урсулы серию картин, иллюстрирующих ее историю. В девяти живописных панно он рассказал, как прекрасный английский принц Конон прибыл в Бретань, чтобы жениться на Урсуле, дочери ее короля; как она умоляла его отложить свадьбу, пока с вереницей из 11 000 девственниц не сможет совершить паломничество в Рим; как Конон любовно сопровождал ее, и все получили папское благословение; как затем Урсуле явился ангел и объявил, что она со своими девственницами должна отправиться в Кельн и принять мученическую смерть; как она оставляет убитого горем Конона и со своим поездом со спокойным достоинством отправляется в Кельн; как его языческий король предлагает ей выйти замуж, а когда она отказывается, убивает всех 11 001. Легенда отвечала фантазии Карпаччо; он с удовольствием изобразил толпы девиц и придворных, сделав почти каждую из них аристократичной, красивой и красочно одетой; а в различные сцены он привнес не только свою живописную науку, но и знание реальных вещей — форм архитектуры, судоходства в бухте, терпеливого шествия облаков.

В перерыве между девятилетним трудом с Урсулой Карпаччо написал для школы Святого Иоанна Евангелиста картину «Исцеление бесноватого реликвией Святого Креста». Дерзнув сравниться с Джентиле Беллини, Витторе описал сцену на венецианском канале, переполненном людьми, гондолами и дворцами. Здесь была вся реалистичность и детализация Джентиле, выполненная с недоступным для старца блеском. Вдохновленная успехом Карпаччо, школа святого Георгия Славонского попросила его увековечить память их святого покровителя на стенах венецианского оратория. И снова ему потребовалось девять лет, и он написал девять сцен. Они не вполне соответствуют серии «Урсула», но Карпаччо, которому было уже за пятьдесят, не утратил чутья к изображению изящных фигур в гармоничных сочетаниях и архитектурных фонов, причудливых по замыслу, но убедительных по подаче. Святой Георгий стремительно нападает на дракона, а святой Иероним, напротив, изображен спокойным ученым, погруженным в изучение удивительно красивой комнаты, в компании которого нет никого, кроме его льва. Каждая деталь в комнате изображена с точностью до мелочей, вплоть до музыкальной партитуры, настолько разборчивой на упавшем свитке, что Мольменти переписал ее для фортепиано.

В 1508 году Карпаччо и два неизвестных художника получили задание определить стоимость странной фрески, написанной молодым художником на внешней стене Фондако деи Тедески — склада тевтонских купцов возле моста Риальто. Он оценил ее в 150 дукатов (1875 долларов?). Хотя Карпаччо оставалось еще восемнадцать лет жизни, он написал еще только одну большую картину — «Представление в храме» (1510) для капеллы семьи Санудо в церкви Сан-Джоббе. Там ей пришлось соперничать с «Мадонной святого Иова» Джан Беллини; и хотя Богородица и сопровождающие ее дамы прекрасны, Джованни, а не Витторе, стал победителем в этом молчаливом состязании. Карпаччо в более позднем веке мог бы стать мастером эпохи; его несчастье, что он оказался между Джованни Беллини и Джорджоне.

Может показаться странным, что художники нанимаются за большие деньги, чтобы расписать стену склада. Но в 1507 году венецианцы почувствовали, что жизнь без цвета мертва; а у немецких торговцев, приехавших из Нюрнберга, где жил великий Дюрер, было свое собственное жадное чувство искусства. Поэтому они сублимировали часть своей прибыли в две фрески, и им посчастливилось выбрать для этого бессмертных. Вскоре росписи поддались воздействию соленой влаги и солнца, и от них остались лишь неясные кляксы, но даже они свидетельствуют о ранней славе Джорджоне да Кастельфранко. Ему было тогда двадцать девять лет. Мы не знаем его имени; по старой версии, он был ребенком любви аристократа Барбарелли и женщины из народа, но это может быть выдумкой.33 На тринадцатом или четырнадцатом году жизни (ок. 1490) он был отправлен из Кастельфранко в Венецию в ученики к Джан Беллини. Он быстро развивался, получал значительные заказы, купил дом, написал фреску на его фасаде и наполнил свой дом музыкой и весельем, ибо он хорошо играл на лютне и предпочитал прекрасных женщин во плоти самым прекрасным из них на холсте. Под каким влиянием сформировался его тоскливый стиль, сказать трудно, ведь он не был похож на других живописцев своего времени, разве что, возможно, научился у Карпаччо некоторому изяществу и очарованию. Вероятно, решающее влияние оказали письма, а не искусство. Когда Джорджоне было двадцать семь или двадцать восемь лет, в итальянской литературе наметился буколический поворот; Санназаро опубликовал свою «Аркадию» в 1504 году; возможно, Джорджоне читал эти стихи и находил в их приятных фантазиях некоторые предложения идеализированных пейзажей и любовных утех. От Леонардо, проезжавшего через Венецию в 1500 году, Джорджоне, возможно, перенял вкус к мистической, мечтательной мягкости выражения, тонкости нюансов, изысканности манеры, которые на трагически короткий миг сделали его вершиной венецианского искусства.

Среди самых ранних работ, приписываемых ему, — а ведь едва ли в каждом случае мы можем быть уверены в его авторстве — две деревянные панели, описывающие разоблачение и спасение младенца Париса; эта история служит поводом для написания