Гаральд, капитан Гайре, Руфин, Арнил, Хельс и даже нодримцы принялись отвлекать воплощение богини. Цесперий, как всякий фавн, происходивший от древних кунабульцев, ловил каждую перемену в настроении Эрешкигаль и предупреждал Лорена об опасности. Сам же Лорен не переставал говорить с сестрой:

— … помнишь, как ты мечтала целительствовать, а дядя не позволял?.. Акме, как только мы вернемся, ты будешь заниматься тем, чем пожелаешь! Мы вернемся к старой жизни и заживем счастливо в нашем славном доме в Кибельмиде. Или в Броке, если Эрсавия наскучила тебе! Дядя устроит тебя в нодримскую больницу, и когда-нибудь ты станешь самым уважаемым целителем востока или, быть может, всего Удела! Но только в том случае, если по каким-то причинам тебе будет угодно разорвать помолвку с человеком, которого ты так сильно любишь! Но я уверен, Гаральд не так строг, как наш дядя! У тебя есть выбор. Но ты отвергаешь его и теряешься во мгле все более. Акме, вернись! А я не оставлю тебя, пока не погибну здесь!

Слушая слова своего возлюбленного, принцесса не могла ничего другого, как заливаться слезами в стороне, в плотном кольце гвардейцев своего брата. Она прекрасно знала, как сильно он любил ее и как сильно любил сестру.

Помощники Лорена лишь выбивались из сил и зря рисковали жизнью, посему, резко прыгнув, целитель поменял направление атаки своего противника, светом своим отогнал спутников подальше и остался с Эрешкигаль один на одни, отражая ее огонь и не позволяя друзьям подобраться ближе.

— Нет, Эрешкигаль, это наша битва и мы не смеем втягивать в нее других, — выдохнул Лорен, на себя беря всю злобу ее удара.

— Разница невелика, — отозвалась та, — мы придем лишь к одному исходу — к твоей гибели и гибели твоих союзников. А главное, твоей сестры.

— Акме! — воскликнул Лорен иным тоном, тяжелее, нежели раньше, уворачиваясь от угроз Эрешкигаль. — Погляди на них! — он указал в сторону своих друзей. — Все они пришли за тобою, все они хотят помочь тебе. Все они рискуют своею жизнью, лишь бы ты вернулась. Помнишь, когда погибли наши родители, мы поверили в то, что дружба наша, любовь сильнее всего на свете, сильнее каких бы то ни было разлук, сильнее даже смерти. Давай снова поверим в это! Кунабула наделила тебя разрушительной мощью. Здесь нет ничего, даже света! Здесь нет ничего, что ты так ценила!

Неожиданно притихшая было Эрешкигаль взмахнула рукой, и Лорена отбросило назад. Спиной он ударился о каменную стену, голова откинулась.

Эрешкигаль окружила себя и своего врага черным, будто ночь, пламенем и медленно подошла к нему, не спуская с него бездушных глаз. Лорен покачнулся, но не смог поднять руки, чтобы защититься. Тщетно хватая ртом воздух, он услышал, как ему навстречу шелестящими шагами идет смерть.

— Акме!.. — выдохнул он, тряся головою, чтобы прийти в себя; Эрешкигаль подняла руку. — Услышь меня, плоть моя и кровь! Если Кунабуле нужна жертва, то пусть она заберет меня! Пусть заберет меня, но тебя вернет свету! Я безропотно отойду во мрак и буду гордиться тем, что моя сестра спасла весь Архей! Забери меня, но сама вернись!..

Воплощение Эрешкигаль вдруг остановилось, а рука, испещренная уродливыми черными рубцами, опустилась. Неумолимая, грозная богиня, поглотившая Акме, затряслась мелкой дрожью, а после рухнула на колени перед Лореном.

Не теряя ни минуты, целитель взмахнул руками и объял Эрешкигаль белым пламенем своей души. Тело Акме с мучительными криками опрокинулось на спину и перекатилось на живот, лбом упираясь в обсидиан Иркаллы, путаясь в густых волосах, будто в оковах, крепко сжимая зубы.

— Она… не хочет, чтобы я… верила тебе, Лорен! — выдавила Акме, катаясь по полу от боли, но Лорен лишь усилил хватку, витая над нею не то спасителем, не то победителем.

— Был бы я здесь, если бы не желал твоего спасения? Я бы непременно решил, что справлюсь без тебя и оставил бы тебя. Но я здесь. Здесь все, кого ты любишь, кто любит тебя.

— Ложь! — зарычала не то Акме, не то Эрешкигаль, поднимаясь на ноги, горбясь, поглядывая на целителя горящими от лютой ненависти глазами. — Вы предали меня из-за моей силы!

Лорен испугался на несколько мгновений, не понимая, кто произнес эти слова — Эрешкигаль или Акме.

— Тебя предала Кунабула. Ей было угодно затянуть тебя в свои владения, чтобы освободить Эрешкигаль. Мне и Гаральду нужна лишь ты сама.

— Ты… сказал, что… отдаешь себя в жертву за мое возвращение… Ты не лгал. Я бы распознала ложь. Но почему ты отдаешь свою жизнь в обмен на мою? Ты более не желаешь жить?

Лорен, стоявший на нетвердых ногах, готовый отразить атаку и принять сестру, усмехнулся и воскликнул:

— Все хотят жить. Но, порою, своя жизнь кажется небольшой платой за жизнь того, кого ты любишь.

— Я нужна?..

Лицо Акме было все столь же черно от черных узоров, бледно и угрюмо.

— Как воздух.

Девушка покачнулась и сделала неуверенный шаг вперед. Остановившись и над чем-то пораздумав, она вновь приблизилась к Лорену на один шаг. Сияние его жгло ее, но сквозь черное забытье осознавала она, что этот свет мог спасти ее, мог помочь вновь обрести тех, кого она потеряла, казалось, века назад.

Стерпев страшное жжение от белого сияния, Акме упала в объятия Лорена и уткнулась лицом в его тяжело дышащую грудь.

— Ты должен был убить меня, — тихо произнесла она своим голосом и ничьим иным, не поднимая головы, не открывая глаз от слабости. — Война должна была окончиться здесь и сейчас. Но отныне нам предстоит пройти еще немалый путь до окончательной победы.

— Довольно странные слова, которыми ты могла бы наградить своего спасителя, — засмеялся Лорен, смаргивая слезы.

— Архей обязан тебе жизнью. Я обязана тебе жизнью. Но моя жизнь — единственная, которую вовсе не стоило спасать.

— Ты сказала, что нас ждёт еще немалый путь, тогда помолчи, пока я не отлупил тебя за тот вздор, что ты несешь. Где Эрешкигаль?

— Ты лишил ее силы. Она заперта в моем теле, как в ловушке. Лишь за пределами Иркаллы я могу довести дело до конца. Уйдем отсюда.

Лорен молча кивнул. Черное пламя давно рассеялось, и путники уже бежали навстречу целителю, взявшему на руки обессиленную сестру. Страшные узоры на лице стали бледнее и короче, веки скрыли цвет ее глаз, но она более не говорила страшным голосом и не сопротивлялась воле Лорена, посему путешественники решили, что в праве радоваться еще одной победе. Но напряжение