«Господин Целитель…»

Акме помнила все, что произошло. Но Эрешкигаль внутри нее продолжала нашептывать ей всяческую ложь, и девушка с трудом отличала, что было правдой.

Она не помнила, как попала в эту пещеру, ветрами выбитую в одинокой скале на краю света, но догадывалась. Как она и просила, ее убили. И вместе с Эрешкигаль они отправились в небытие, где они бок о бок проведут вечность.

«Мне так и не дали искупить своих грехов», — подумала Акме.

Море манило ее своею безграничной мощью, и девушке захотелось прыгнуть к нему в объятия, чтобы оно заключило ее в вечной и прекрасной своей темнице, где ни ветер, ни Эрешкигаль более не найдут ее.

«Будь счастлив, Лорен! Гаральд, прости меня!»

Кто-то рыкнул на нее. И так громко, будто склонился над ее ухом. Вздрогнув, Акме очнулась и быстро заморгала. Мутная пелена вскоре рассеялась, и девушка изумленно огляделась.

Она лежала в темной просторной комнате, обставленной простой мебелью. Дул сильный ветер, и волны его врывались в комнату, не пугая: девушка лежала под теплым одеялом. Стены загадочной комнаты ходили ходуном от каждого дуновения кунабульского ветра, и Акме догадалась, что лежала в шатре. С улицы доносились мужские голоса, и тон почти каждого из них был командным.

«Союзники! — подумала Акме и несказанно обрадовалась. — Мы выбрались из Иркаллы! Я вновь увижу солнце!»

Радость и долгий сон придали ей сил. Акме быстро села и вновь огляделась. В шатре будто не было никого, а она умирала от желания узнать, что произошло.

Услышав легкий шелест длинных одежд, она обернулась: к ней спешила служанка, уже немолодая женщина в светлом чепце, с подносом, заставленным посудой с вкусно пахнущим содержимым. Но, оживившаяся было женщина, взглянула на Акме, смертельно побледнела, вскрикнула и выронила поднос, если бы из темного угла не выросла Реция, полыхнув огнем рыжих волос, и перехватив поднос. Женщина не могла отвести от Акме глаз и безостановочно крестилась, пока зараколахонка не прикрикнула на нее и не выгнала.

— Вот курица! — раздраженно фыркнула та, приближаясь к Акме. — Подруга, расскажи мне все о самочувствии.

— Дай мне зеркало… — выдохнула она, перепуганная реакцией служанки.

Реция озлобленно покосилась в сторону служанки, покопалась у стены и протянула подруге обломок зеркала.

Глаза Акме горели молочно-голубым пламенем, полностью залившим глазное яблоко. От узоров на лице остались лишь темные мешки под глазами и алебастровая бледность. На руках узоры побледнели, вонзившись в кожу ее до плеч и даже до живота.

— Где Лорен?

— Почти все сейчас с принцем Арнилом. Ему нужна какая-то помощь.

Пока Акме подкрепляла свои силы горячим ароматным супом, свежими овощами и вкуснейшим мясом, Реция коротко поведала ей, что из Иркаллы они выбрались без приключений, что, перед тем, как воссоединиться с союзными войсками, отец ее и почти все зараколахонцы ушли в Верну, чтобы зря не раздражать власти Архея. Остались лишь Реция, Цесперий, капитан Цере и Катайр, чтобы мирославской дочери не пришлось возвращаться домой в полном одиночестве.

Когда они вышли на дневной свет, Акме потеряла сознание и два дня не приходила в себя. С союзниками они повстречались лишь глубокой ночью, а нынче был поздний день. Государь Трен, узнав о том, что Рианоры вернулись, пожелал повстречаться с одним из них не медля. Кронпринц Дарон погиб. И это все, что она, сидевшая с Акме безвылазно, знала. Гаральд заходил к Акме лишь ранним утром с исключительно мрачным и бледным лицом.

Облегченно вздохнув от мысли, что Мирослав исчез, даже не думая притязать на нее, девушка, однако, подосадовала на то, что не успела попрощаться с Ягером и остальными. Он был груб, некрасив, жесток и неприятен, но на душе становилось светлее, как только он появлялся рядом. Он столько раз помогал ей и, пока был рядом, она чувствовала себя в безопасности.

— Где тело Сатаро? — выдохнула она.

— Пришлось похоронить в ущелье Эрры, — последовал грустный ответ.

Акме все еще плохо чувствовала себя, но ей не терпелось выйти наружу и отыскать брата. Реция протестовала недолго. Она предусмотрительно нагрела воду и помогла подруге вымыться. Вся ее одежда была выстирана служанками, кто-то приготовил ей черное платье с пышной юбкой и расшитым золотыми узорами подолом, длинными узкими рукавами и корсажем.

— Не спрашивай, я сама не знаю, кто положил мне это платье, пока я мылась, — на Реции было красивое платье глубокого синего цвета с узкими рукавами в три четверти и глубоким декольте; девушка протянула Акме черный плащ с большим капюшоном. — Не выходи так, иначе распугаешь всех союзников. Не следует видеть им твои глаза.

И, завернувшись в плащи, обе девушки, черная и золотая, вышли на улицу. Они брели по лагерю, будто тени, неторопливо, бесшумно. Но лишь страшная суматоха, внезапно поднявшаяся в лагере, не дала воинам недоуменно коситься на две загадочные фигуры.

— Черти? — испуганно вопросила Реция одного из воинов, взволнованно бежавшего в одном направлении с большинством.

— Нет, сударыня! — последовал ответ. — Государю Трену резко стало хуже.

Девушки переглянулись и поторопились вслед за остальными.

Арнил Вальдеборг, все еще не смывший с себя пыль и тени Иркаллы, не подкрепивший силы свои ни крошкой хлеба, сидел рядом с кроватью тяжело раненого отца и ждал, когда тот выйдет из забытья. Лорен Рианор уже корпел над ранами короля, но яд проник слишком глубоко и поразил подавляюще большую часть немолодого, но крепкого организма.

— Можно сделать хоть что-нибудь? — тихо спросил принц еще ночью.

— Я могу лишь облегчить его страдания, — последовал ответ. — Но он сам не желает жить. Боль души и тела слишком сильна.

Узнав о том, что в битве погиб кронпринц Дарон, на которого он возлагал все своим надежды, король, и без того будучи совсем плох, лишился чувств от горя и более не приходил в себя. Арнил, узнав о гибели горячо любимого брата, вот уже несколько часов не мог в нее поверить.

«Ты, отец, будешь жить», — в каком-то страшном забытьи вновь и вновь прокручивал Арнил эту мысль. Многодневные тревоги и ужасы черных коридоров Иркаллы будто лишили его души. Все, что он чувствовал, — пустоту. Не осталось ни прошлого, ни будущего. Перед ним зияло лишь настоящее, — белое пятно, которое он никак не мог осознать.

Ему казалось, что в Иркалле он лишился рассудка. Но он никак не мог принять ужас той черноты, которая разверзлась перед ним, едва он выбрался на свет после стольких дней блужданий во тьме.

Ворвавшись в шатер к отцу сразу, как только они добрались до лагеря, Арнил застал рядом с постелью Трена королеву