У Косса хватило сострадания не спрашивать меня, кто в этом виноват.

– Не знаю. Насколько я могу судить, все зависит от вас. Если будете вести себя нормально, не придется сильно переживать из-за погоды. Скорее всего.

Я вздохнул. Ну никто в правоохранительных органах не относится ко мне с должным уважением. Я скучаю по старым добрым временам. Когда Стража отличалась абсолютными коррумпированностью и непрофессионализмом. Такого слова, как «эффективность», в танферском диалекте карентийского языка еще не существовало.

– Раз так, лучше двигаться, брат Косс. – Я посмотрел вдоль улицы; Тинни с Мистри уже скрылись из виду.

По дороге мы беседовали о погоде. Коссу не слишком нравилась зима.

– С другой стороны, подумать, так лето еще хуже, – заявил он. – В войну я служил в пустынях Кантарда, там стоит только на солнце в разгар дня выйти, и у тебя оружие плавится.

Старые солдаты.

Лично я в войну сражался с жуками, змеями, крокодилами и чудовищной сыростью. Ну, конечно, еще с непроходимой тупостью начальства. В его случае это были скорпионы, пауки-прыгуны, еще больше змей, чем у меня, и такие идиоты-командиры, что память о них переживет века. С братьями по оружию всегда так.

– Ну, зимой хоть что-то изменить можно, – заметил я. – Например, подбросить в огонь полено.

– Вот и я так думаю.

– Можно задать один вопрос? Как профессионал профессионалу.

Он мгновенно насторожился:

– Ну?

– Не доводилось ничего слышать про типа по имени Лазутчик Фельске?

Похоже, этот вопрос заставил Косса искренне задуматься, не говоря уже о том, что его потрясло то, что я не спросил ничего более серьезного.

– Не припомню такого. Нет. Спросите у шефа. В этом городишке не много осталось действующих лиц, которых он еще не знает.

«Действующее лицо». Занятно. Надо запомнить.

Гражданская Гвардия доросла до момента, когда у нее начинает вырабатываться свой внутренний лексикон.

– Обязательно. Если мне удастся вставить слово.

– Вы ведь говорили уже с ним.

– Слушал. Несколько раз.

– Хорошо. Тогда вот что я скажу. Кое-кто строит театр. «Мир». Я слышал, они собираются объединить в одном доме сразу несколько театров.

– Все так. За этим стоит Макс Вейдер. Он думает, что, если займет более низкий рыночный сегмент по сравнению с другими театрами, но увеличит количество залов, это поможет ему лучше сбывать его основной продукт.

Косс принялся распространяться насчет того, что подобные штучки типичны для класса, к которому принадлежит Вейдер.

– Если вам не нравятся такие люди, – напомнил я, – вам не стоит иметь дела со мной. Я ведь запросто могу оставить место вашей жены в очереди на усмотрение природных сил.

Возможно, то, что я сказал, покажется кому-нибудь дичью. Но Косс порой несет полную ахинею насчет классов и социального положения. Он полагает, мы все должны быть равны, поскольку все рождаемся или вылупляемся нагими.

– Это все зависть, – заявил один из подчиненных Косса. – Лейтенант забывает, что одним посчастливилось уродиться в семье получше, чем у других. И не все попадают в очередь на раздачу мозгов – некоторые пускают в это время слюни под дверью. У одних есть способности, у других нет. У одних есть амбиции, у других нет.

– Довольно, Тигарден! – рявкнул Косс. – Я сам себя ненавижу, – признал он тем не менее, – за то, что работаю на эту систему, чтобы Винга смогла получить место получше.

– И ведь она уже совсем близка к голове очереди.

Я не стал упоминать о том, что он не колебался, заключая сделку, и не стал упоминать о том, что он добровольно принял работу, связанную с руководством другими, и что он гордится тем, что кто-то достаточно хорошо думает о нем, чтобы назначить на это место. Я лишь кивнул, когда Тигарден заявил, что мир равных возможностей наступит только тогда, когда в нем останется всего один парень.

Это настолько очевидно, что у меня в голове не укладывается, как некоторые этого не видят.

Хотя, если подумать, любая, даже самая идиотская идея, витавшая когда-либо в воздухе Танфера, хоть в одной голове да укоренилась. Бо́льшая их часть как болезни. Те, что добрее, распространяются медленно. Те, что смертельно опасны, – быстро. Чем они заразнее, тем быстрее поглощают своих носителей.

Я не мыслитель. Меня мало что волнует, пока у меня есть пиво и хорошенькая девушка. Но чувство того, что правильно, а что неправильно, у меня тоже есть. Это раздражает порой моих деловых партнеров. А порой заставляет меня смахивать пыль со ржавых доспехов и отправляться на бой с ветряными мельницами.

От моего квартала до Аль-Хара путь недалекий. Мы добрались до места прежде, чем дискуссия приняла затяжной характер.

– Не могу сказать, чтобы здесь стало уютнее, – заметил я. И несколько согрешил против истины: время от времени заключенные устраивают здесь образцовую уборку.

Городской тюрьме много веков. Она выстроена из мягкого желтоватого известняка, впитывающего в себя городскую грязь и выдуваемого ветром в непогоду. Вряд ли она простоит еще лет хотя бы двести – даже в заботливых руках и при мире в городе и государстве.

– В этом доме родился Страшила, – сказал Косс.

27

Мир в стенах Аль-Хара совсем другой. Тому, кто там не бывал, его трудно даже отдаленно себе представить.

Во-первых, это место – истинный храм религии, имя которой бюрократия. Он всегда был таким. Ведомства Дила Шустера и Уэстмена Тупа расположены в других местах, но даже так здесь постоянно ощущается пристальное, неусыпное внимание ищеек принца Руперта, чьи департаменты продолжают сосать деньги налогоплательщиков, для того чтобы держать под контролем деятельность департаментов, предназначенных для осуществления надзора над надзирательными департаментами. Там и здесь кто-то, уподобляясь попавшему в лабиринт слепому пилигриму, пытается выполнить что-то. Испытывая с этим немалые трудности: вязкая культура Аль-Хара не способствует.

Косс сдал меня на руки Линтону Саггзу. Саггз – маленький, но опасный человечек. Он может стоять бок о бок с вами, а вы этого и не заметите. Меньше всего он похож на жестяного свистка. Его отличительными чертами являются почти седая всклокоченная шевелюра, слезящиеся серые глазки, большой красный нос и вялый подбородок. Единственное место, где он мог бы привлечь к себе внимание, – это женская баня. Он вежливо пожал мне руку.

– Рад, что вы заглянули, – произнес он тоном, заставляющим усомниться в искренности слов. – Идите за мной.

Плевать ему было, заглянул я или нет. Я для него всего лишь предмет, который надо передать от одного ответственного лица другому.

Следуя за ним, я обратил внимание на то, что Саггз даже ниже ростом, чем кажется, когда стоит лицом к вам. И