Оба, конечно, страшно перепугались, перестали грести к плотику и попытались влезть на мешок с пробками. У страха глаза велики, он отшибает разум. У них была только одна мысль: вытащить из воды болтающиеся в ней ноги. Но мешок оказался слишком мал и слишком неустойчив на воде, их паника лишь привлекла к себе внимание акулы. Она сделала крутой вираж и, усиленно работая хвостом, устремилась к ним. Теперь хвостовой плавник в виде изогнутого треугольника торчал из воды на всю высоту.

– Сюда, сюда! – кричал Себастьян. – Плывите к плоту!

Он принялся бить веслом по воде – то же самое с не меньшим усердием делали и арабы.

– Давай сюда, Флинн! Ради бога, сюда, скорее!

Крик его, кажется, подействовал, они перестали паниковать и снова погребли к плотику. Но акула приближалась быстро, от ряби на воде ее темное тело, казалось, было покрыто пятнами.

За спиной Флинна все еще волочился и тормозил продвижение привязанный к нему, набитый пробкой мешок. Акула резко свернула в сторону и, подняв над водой спину и разинув пасть, сделала первый бросок на цель. С выпирающей вперед верхней челюстью и провисшей нижней, обнажив ряды многочисленных, торчащих, как иглы дикобраза, зубов, акула врезалась в мешок. Челюсти ее сомкнулись на джутовом материале, и она, мотая тупой башкой, принялась этот мешок трепать – спина ее при этом оставалась над водой, – поднимая в воздух фонтаны брызг, сверкающих на солнце, словно яркие осколки стекла.

– Хватайтесь! – скомандовал Себастьян, протягивая весло Флинну с Мохаммедом.

Подгоняемые страхом, те крепко вцепились в него, и Себастьян потащил их на плотик.

Но от Флинна тянулась веревка, а к ней был привязан мешок, акула его не отпускала, и ее резкие движения грозили оторвать Флинна от спасительного весла.

Себастьян упал на колени, выхватил нож из ножен и перерезал веревку. Продолжая трепать мешок, акула стала отдаляться от плотика, и Себастьяну с помощью арабов удалось-таки вытащить на него Флинна, а потом и Мохаммеда.

Однако на этом работа не закончилась. В воде плавало еще не менее полудюжины человек.

Акула, догадавшись наконец о том, что с мешком она сделала промашку, разжала челюсти и отпустила его на волю. Потом сдала назад. На секунду, явно озадаченная, застыла в воде без движения, развернулась туда, где ближе всего слышался плеск воды, – там из последних сил барахтался, загребая руками по-собачьи, один из стрелков Флинна. Хищница бросилась к нему, схватила зубами за бок и утащила под воду. Через несколько секунд он появился снова и, разинув розовый рот, завопил во все горло, а вода вокруг него потемнела от его же собственной крови. Акула, недолго думая, схватила его за ноги и снова утащила под воду, но он скоро опять всплыл. На этот раз лицом вниз, слабо подергиваясь, а вокруг него кружила акула, время от времени она бросалась вперед, отрывала от его тела и жадно глотала куски мяса и снова кидалась в атаку.

Скоро показалась еще одна, за ней еще две, потом десять, а потом их стало так много, что и не сосчитать, – голодные, они алчно кружили вокруг плотика, то появляясь на поверхности, то уходя в глубину, и море вокруг плотика ходило ходуном, пенилось и кружило водоворотами от их мелькающих тел.

Себастьяну с арабами удалось вытащить еще двоих, а третьего уже наполовину подняли из воды, как вдруг из глубины выскочила шестифутовая белая акула и с такой яростью вцепилась бедняге в бедро, что чуть не сдернула всех тащивших с плотика в воду. Но им все-таки удалось удержаться самим и удержать за руки своего товарища, но и только: перебороть хищника у них не хватало сил, а акула продолжала трепать бедняге ногу с таким собачьим остервенением, что Себастьяну казалось, будто она сейчас действительно зарычит.

Низкорослый Мохаммед кое-как поднялся на ноги, схватил весло и изо всей силы хрястнул акулу прямо по заостренной морде. Они поднатужились, и, как только акулья голова снова показалась из воды, весло Мохаммеда заплясало по ней серией жестких ударов. Но хищница никак не хотела отпускать свою жертву. Алая свежая кровь сочилась и брызгала из зажатой в ее челюстях ноги бедняги, тонкими, лоснящимися струйками бежала по ее змеиной голове в открытые щели ее жаберных крышек.

– Держите его! – крикнул Себастьян и снова выхватил нож.

Стараясь устоять на дико шатающемся под ногами плотике, он наклонился над вытянутым телом человека и вонзил лезвие прямо в маленький, холодный глаз чудовища. Глазное яблоко лопнуло, брызнуло какой-то прозрачной жидкостью, акула замерла, и по телу ее пробежала дрожь. Себастьян выдернул лезвие и таким же движением вставил его ей во второй глаз. Акула судорожно разинула пасть, скользнула обратно в море и, извиваясь, скрылась в его темной пучине.

Больше на поверхности океана из живых людей никого не было видно. Небольшая группа на плоту сбилась в кучку, наблюдая, как бурлит и ходит вода, кишащая голодными акулами, – казалось, они вынюхивают в окрашенной кровью воде последние куски свежего мяса. Вырванный из пасти акулы бедняга залил весь плотик кровью, хлещущей из разорванной бедренной артерии, и сразу скончался, никто не успел даже опомниться и наложить ему жгут.

– Столкни его в воду, – прохрипел Флинн.

– Нет, – покачал головой Себастьян.

– Ради бога, плот и без того перегружен. Выброси его в воду.

– Выброшу, только не сейчас, позже, – стоял на своем Себастьян.

Он с отвращением представил, как стая акул примется с остервенением рвать и это мертвое тело.

– Мохаммед, поставь пару своих людей на весла. Надо подобрать как можно больше кокосов.

До темноты они успели собрать пятьдесят два плавающих в воде кокосовых ореха – утолять жажду семерым вполне хватит на неделю.

Ночью воздух остыл, стало холодно. Чтобы как-то согреться, они сидели плотной кучкой, прижавшись друг к другу, и смотрели на воду, в глубине которой великолепным фейерверком мелькали огни, – это вокруг плотика кружили стаи фосфоресцирующих акул.

15

– Ты должен ее у меня вырезать – прошептал Флинн, дрожа, как от холода, в жгучих лучах полуденного солнца.

– Я не умею, я не знаю, как это делается, – запротестовал Себастьян.

Однако он и сам прекрасно понимал, что Флинн умирает.

– А я, думаешь, знаю? В одном я не сомневаюсь… ты должен сделать это как можно скорей…

Глаза Флинна глубоко ввалились в иссиня-черные ямы глазниц, и запах его дыхания уже отдавал мертвечиной.

При взгляде на его рану Себастьян с трудом сдерживал тошноту. Нога вся посинела и страшно распухла. Пулевое отверстие было покрыто сухой черной корочкой, но Себастьян улавливал