Барон Судзуки резко встал и гордо поднял голову. Обвислые двумя складками щеки вздрогнули, острый взгляд впился в Штамера. Казалось, у барона на миг проснулась его былая самурайская гордость. Старик был величествен и устрашающ в своем порыве негодования. Когда он заговорил, посол не узнал его голоса.

— Капитуляция Германии лишь способствовала решимости японцев сокрушить своих врагов! И, возможно, то, что не удалось совершить немцам, удастся моей божественной стране! Между немецкой боевой тактикой и японской имеется громадное различие, — барон так же резко умолк и, казалось, угас. Снова заговорил он уже потухшим обычным старческим голосом: — Господин посол, позвольте уведомить вас, что в связи с безоговорочной капитуляцией Германии, заключенный 11 декабря.1941 года военный союз, заключенный 27 сентября 1940 года пакт Японии, Германии и Италии и другие соглашения с сегодняшнего дня японское правительство денонсирует. Я искренне сожалею, но такова воля божественного императора.

— Да продлятся его годы на благо японского народа! — как заклинание, проговорил посол голосом, в котором была скрыта тонкая ирония. — Ваше превосходительство распорядится, — продолжал он, — чтобы посольству предоставили возможность покинуть вашу гостеприимную страну.

— Да! — резко ответил барон. На его лице всплыли бурые пятна. — Соответствующие меры будут приняты… Как только станет известна судьба японского посла в Германии.

Это несколько обеспокоило Штамера. В случае не предоставления японскому послу возможности перебраться в безопасную зону или его гибели, Штамеру грозили большие неприятности. Но вскоре стало известно, что японский посол господин Осима и его сто тридцать дипломатических сотрудников арестованы Седьмой американской армией.

На этом Штамер успокоился, так как был убежден, что Япония разделит судьбу Германии.

Глава третья

1

Полковник Курочкин первый раз присутствовал на заседании Верховного Военного Совета. Пристроившись в кругу старших офицеров Генерального штаба, Виктор Захарович с интересом и восхищением рассматривал собравшихся в большом зале членов Главного командования, маршалов, представителей Ставки.

Все были в сборе, тихо переговаривались и ждали. В кабинет заседаний вошли начальник Генштаба и начальник Главпура. Присутствующие встретили их восторженно. В этом душевном порыве угадывалось чувство удовлетворения великой победой.

Остановившись у карты Маньчжурии, начальник Генштаба долго водил карандашом вдоль границы. Потом отошел к столу, отыскал взглядом командующего Дальневосточным фронтом и, прищурив глаза, спросил:

— Генерал Пуркаев, сколько в Маньчжурии японских войск?

— Один миллион, товарищ начальник Генерального штаба! — с готовностью отрапортовал командующий Дальневосточным фронтом.

— Сколько нужно иметь войск для решительного удара? — снова спросил начгенштаба.

Командующего фронтом этот вопрос поставил в тупик. Генерал, слишком долго молчал. На его лице выступили крупные капли пота.

«Растерялся, — посочувствовал ему Курочкин. — И немудрено! Сколько лет его фронт ориентировался на оборону и отражение японского удара! А теперь совсем другое!» За двенадцать лет службы на Дальнем Востоке полковник изучил Квантунскую армию, хорошо знал ее особенности, потенциальные возможности, плацдарм, но четко тоже не представлял масштабов предстоящей операции. И только в Генеральном штабе он осмыслил грандиозность этой битвы.

— По армейским нормам для полного уничтожения нужно тройное превосходство, — наконец неуверенно ответил генерал.

— Для полного уничтожения? — переспросил начальник Генерального штаба и обменялся взглядом начальником Главпура.

— Мы не ставим перед собой цели поголовного истребления Квантунских войск, — заговорил тот, остановив свой взгляд на Пуркаеве. — Цель этой операции — заставить Японию в кратчайший срок прекратить войну и безоговорочно капитулировать перед союзниками. Если она не выполнит этого, наши войска должны пленить всю Квантунскую армию!

— Операция несколько необычна, — нерешительно отозвался командующий Дальневосточным фронтом.

— Обычная для политики Советского Союза и его армии, — возразил начальник Главпура. — Наша задача состоит в том, чтобы прекратить бедствия, порожденные неразумной политикой японской военщины.

Начальник Генерального штаба подошел к карте и долго ее ощупывал взглядом,

— Комитет обороны рекомендует Ставке создать на Дальнем Востоке три фронта, — объявил он. — В Приморье, Приамурье и в Забайкалье. Квантунские войска окажутся в полукольце, — черкнул он рукой по карте. — В ходе операции полукольцо необходимо замкнуть где-то в районе Мукдена, Чанчуня. Возможно, тогда благоразумие подскажет японскому правительству необходимость прекратить бесцельное сопротивление не только в Маньчжурии, но и на других фронтах. Командование всеми Вооруженными Силами на Дальнем Востоке Ставка возлагает на вас, маршал Василевский.

— Слушаюсь, товарищ начальник Генштаба! — поклонился маршал.

— Членом Военного Совета Главное Политическое управление назначило генерал-полковника Шикина, — продолжал начальник Генштаба. — Кого бы вы хотели иметь командующими фронтами? — снова обратился он к Василевскому.

— В Приморье целесообразно назначить маршала Мерецкова. Он мастер по прорыву укрепленных районов: в финляндскую прорывал «линию Маннергейма», под Ленинградом — укрепления немцев. Справится и с японскими, — доложил Василевский. — В Забайкалье желательно направить маршала Малиновского. Яссы-Кишиневский театр сходен с Забайкальским, а Родиону Яковлевичу присуща стремительность. На Приамурском направлении специфический дальневосточный театр военных действий: заболоченные равнины. На нем Целесообразно оставить генерала армии Пуркаева…

— Доложу Государственному комитету обороны ваши соображения, — проговорил начальник Генштаба и, помолчав, добавил: — Война Японии будет объявлена заблаговременно. В этих условиях внезапность исключается. Но необходимо быть готовым ко всяким неожиданностям. Японскому командованию необходимо преподнести сюрприз, которого оно не ожидало бы. Что-нибудь не похожее на Порт-Артур! В этом гарантия успеха. Это Комитет обороны возлагает на вас, товарищ Василевский!

— Приказ Верховного главнокомандования будет выполнен! — коротко доложил Василевский.

Через месяц Генеральный штаб окончил разработку плана советско-японской войны, а еще через неделю полковник Курочкин был назначен в оперативную группу Главкома дальневосточных войск и выехал в Хабаровск. Он не старался предугадать, как будет развиваться война в Маньчжурии, но был убежден, что дни японской военщины сочтены.

* * *

На Восток шли эшелоны с войсками. К границам Маньчжурии подтягивались не резервные части, а прославленные дивизии, прошедшие с боями от Волги до Шпреи.

Войска ехали со всем своим громоздким, но обжитым в боях хозяйством. На платформах возвышались укутанные брезентами «катюши», самоходные орудия, дальнобойные пушки, комфортабельные штабные автобусы, автомашины с буксировочными тросами и тюками фашин для прокладки дорог по болоту. Рядом с дымившими на площадках кухнях в вагонах откармливался полученный на убой, но сохраненный на всякий случай скот.

Из теплушек пробивались лихие переборы баянов, мелкая дробь каблуков, удалые песни о боях и походах. Молодцеватые, увешанные орденами и медалями, бойцы, казалось, не боялись ни бога, ни черта. Были тут дальневосточники, дравшиеся под Москвой и на Волге, кубанские казаки, прошагавшие по столицам Европы, москвичи и ленинградцы, осаждавшие Кенигсберг, украинцы и сибиряки, штурмовавшие Берлин. Со стороны казалось, что эти бесшабашные, чубатые хлопцы всю свою жизнь провели в походах, и война стала для них обычным занятием.

В классных вагонах, коротая многочасовые перегоны, офицеры играли в преферанс, пили