Откуда пришло учение катаров? Можно с полной уверенностью утверждать, что катары позаимствовали основополагающие положения своей религии у богомилов[807] из Тракии (Болгария). Вот почему катаров прозвали «булгарами», намекая на распространенный среди них гомосексуализм, ибо, по слухам, у этих людей была распространена противная природе склонность. Начало движению катаров было положено попом по имени Богомил, проповедовавшим свое учение во второй половине X века в Боснии и других районах Балкан. Он понял, что ни вероучение, ни католические институты не отвечали чаяниям широких народных масс и не соответствовали их духовным потребностям. А в чем же они состояли? Вопрос древний как мир и весьма непростой для ответа, ибо испокон веков многие прикрывали свои личные интересы ссылкой на волеизъявление народа. По-видимому, Богомил также не был лишен честолюбия, но и византийская церковь, прославившаяся пышностью церемоний, вызывала раздражение у болгар.

Однако главную роль в распространении учения богомилов[808] сыграла ненависть болгар к византийцам, чей император Василий II[809], прозванный «душителем болгар», с неслыханной жестокостью поставил на колени в 1018 году первое в истории болгарское государство. Движение богомилов стало, по существу, политическим выступлением, поскольку Византия воплощала в их глазах преходящую политическую, а также духовную власть. Появление учения богомилов совпало по времени с падением болгарского царства. Так, дьяволу выпало лишний раз сыграть политическую роль, поскольку, став врагами Византий, богомилы тут же переходили в разряд врагов папы, а значит, и Бога!

Пока солдаты гностицизма сражались в отдаленных провинциях, западная церковь особенно не тревожилась: господству духовенства ничто, по существу, не угрожало. И только византийские церковники перешли в наступление. Их действия были вполне предсказуемы: богомилов осудили, объявив пособниками Сатаны:

«Они бродят по всему Византийскому государству и средь бела дня выступают перед христианами с обманными проповедями, стремясь отлучить от Бога и вручить души обманутых своему родному отцу, дьяволу», — писал в XI веке в Константинополе во времена наибольшего распространения влияния богомилов монах Евтихий Акмонский, придумавший для богомилов презрительное прозвище «fundagiagites», то есть «нищие с сумой»[810], иначе говоря, попрошайки. И еще: «Fundagiagites — настоящие нечестивцы и находятся в тайном услужении у дьявола». Монах Евтихий призывал верующих всячески разоблачать и искоренять «мерзкую заразу ереси, распространявшую клевету и вероотступничество». Ему вторил другой византийский священник, Косма[811]: «На первый взгляд, еретиков можно принять за невинных овечек: они ведут себя тише воды и ниже травы, прикидываясь скромными и безобидными. У них бледные лица людей, якобы соблюдающих посты. Они скупы на слова и никогда не повышают голоса, не проявляют повышенного любопытства и стараются держаться в тени... Однако за их обманчивой внешностью скрывается волчья хватка и свирепое звериное нутро»[812]. Однако Косма ни слова не сказал о том, как отличить соблюдавшего посты истинного праведника от прикидывавшегося святошей лицемерного еретика.

Тем временем во всех провинциях Византийской империи росло число последователей богомилов, и император Алексей I Комнин решил положить этому конец; в 1111 году он пригласил к себе на пир главу движения монаха Василия, «первого сатрапа Сатаны». Зал, где проходило застолье, был разделен надвое занавесом. И за императорским столом Василий, отличавшийся непомерной болтливостью, не смог удержаться от проповеди своих идей. Стоило обеду закончиться, как тут же поднялся занавес, за которым восседал «весь церковный синод, военачальники и сенат в полном составе»[813]. И тут же на месте Василий был осужден за ересь и приговорен к сожжению на костре. Так, власть предержащим понадобилось зажечь по всей Европе костры якобы для искоренения ереси.

Церковники еще не успели окончательно разобраться с богомилами в Византии, как их движение перекинулось на другие балканские области — Хорватию, Далмацию, Боснию и распространилось в Восточной Европе до самого Киевского княжества. И победоносному шествию Сатаны, в который уже раз способствовали святые отцы. В самом деле, пока в этих краях богослужение велось на славянском языке, введенном Кириллом и Мефодием, то есть до XI века, здесь царило относительное затишье. Однако стоило в 923— 926 гг. папе Иоанну X попытаться претворить в жизнь заветную мечту католической церкви: перевести богослужение на латинский и греческий языки, — как тут же начались народные волнения. Однако для поддержания своего пошатнувшегося авторитета церковь была вынуждена принять на поместном соборе в Сплите, состоявшемся в 1061 году в Хорватии, не только решение о том, чтобы служба велась отныне исключительно на латинском и греческом языках, но и запретить славянам занимать церковные должности. Тут же были закрыты приходы священников славянского происхождения, что способствовало росту недовольства среди восточноевропейских народов.

Так было раздуто пламя костров инквизиции, и факелы ереси богомилов вспыхнули с новой силой. Другими словами, чем активнее священники боролись с дьяволом, тем больше сторонников он вербовал.

Между тем богомилы проникли во Францию, где их прозвали альбигойцами, по названию одного из центров их движения — городу Альби[814]. Движение богомилов приобрело интернациональный характер. В 1167 году богомилы сделали попытку созвать свой так называемый «собор» в Сен-Феликс-де-Караман под Тулузой, пригласив из Константинополя «папу» Никиту. На собор прибыли в сопровождении советников «епископ» альбигойцев Робер Сперноне, ломбардийский «епископ» Марко, альбигойский «епископ» Сискар Целарери, «епископ» из Каркассона Геральд Мерцериль, а также «епископ» из Араренса Раймонд де Казали[815].

Отделившейся в 1054 году от своей восточной ветви Римской католической церкви угрожала реальная опасность. Ибо созванный «собор» усиливал влияние богомилов в Драговисте, Мелникве, Далмации, Боснии, Герцеговине, Ломбардии, откуда их власть распространялась на Францию. Другими словами, катары действовали по схеме, отличной от той, которая разделяла мир на две церкви — Римскую и Восточную (вернее, восточные). Смешав все карты, богомилы внесли сумятицу в политические и финансовые дела Римской церкви и грозили подорвать ее авторитет[816]. С течением времени опасность возрастала и становилась все более реальной. Тень «дьявола» легла уже на земли, издавна находившиеся в сфере влияния папы. И тогда считавшая себя наследницей Великого Рима церковь перешла в наступление.

В период между 1012 и 1020 годом, когда альбигойцы уже объявились в Лимузене, епископы решили заручиться поддержкой светской власти в борьбе против еретиков. Однако успеха не имели: альбигойцам не только оказывал покровительство герцог Аквитанский Гийом IX, но на юге Франции их поддерживала также и