Шрифт:
Закладка:
– Почему ее здесь нет?
– Кого, дорогая?
– Моей матери.
Ноэлла бросила взгляд на менеджера магазина, и он удалился, чтобы дать им возможность спокойно поговорить.
– Забудь ее, – сказал Ноэлла, беря руку Ребекки в свои.
– Почему она не пришла?
– Потому что она никогда не приходит, Бек.
– Но почему?
– Потому что она не такая, как ты. Ведь ты смогла выжить на острове, потому что больше всего на свете хотела вернуться к своим девочкам, а она не такая. В ней нет твоей силы духа. Она показала свое истинное лицо еще после гибели Майка. – Ноэлла обняла Ребекку за плечи. – Сейчас перед тобой стоит много задач, ты начинаешь новый этап своей жизни, так что не хватало тебе только беспокоиться о ней. Помни, что она вас всех бросила. А вы с Майком были тогда младенцами. Какая нормальная мать так поступит?
– В этот раз она не прислала даже долбанную открытку, – пробормотала Ребекка.
– Возможно, она не знает, – Ноэлла как всегда была рассудительна.
Но на следующий день после похорон открытка пришла. Фиона потрудилась прислать ее в конверте. Ребекка вскрыла конверт, прочитала то, что было в ней написано, и голос Джонни произнес в ее голове такие знакомые слова: «Это лучше, чем ничего». Текст был следующий: «Мне жаль узнать о Джоне». Без подписи. Ни «мама», ни «Фиона» – ничего подобного.
Ребекка посмотрел на конверт: на нем были наклеены британские марки и стояли отметки авиапочты. Обратного адреса не было.
И снова она подумала о Джонни.
Он всегда хранил открытки, которые ему приходили.
Ребекка выбросила свою в мусорное ведро.
84
Через пару часов к Ребекке домой приехал Фрэнк Трэвис. Она приготовила им по паре бутербродов, и они сели на старые плетеные стулья в тени крыльца на заднем дворе. Девочки весело бегали по саду, а Рокси лежала у ног Ребекки и жевала старый тапок.
– Я как будто бы вернулся в прошлое, – с улыбкой проговорил Трэвис.
– Ваши дети так же носились по двору как сумасшедшие?
Он только рассмеялся в ответ. Кира бегала кругами, распевая песню из телевизора, чем страшно развеселила Хлою, которая хохотала так сильно, что в конце концов потеряла равновесие и шлепнулась на попу.
– Как у них дела? – спросил Трэвис.
Ребекка посмотрела, как Кира наливает сестре воображаемую чашку чая, и проговорила:
– С ними все хорошо. Только временами, когда сильно заиграются, они смотрят на меня так, как будто бы не могут вспомнить, кто я такая.
– Дайте им время.
– А еще как-то странно получается с Гаретом. Не знаю, что я ожидала, когда вернулась домой… Конечно, я не собиралась снова с ним сходиться, но не думала, что он так быстро уйдет.
Трэвис помолчал какое-то время, скрестив руки перед собой, а потом проговорил:
– Да, Ребекка, вам может быть трудно.
– Давай перейдем на ты, Фрэнк. Мне кажется, давно пора. И можешь называть меня Бек.
Он снова улыбнулся, а потом дотронулся до плотной повязки на голове.
– Когда моя жена ушла от меня, я несколько месяцев места себе не находил. А ведь я даже не был счастлив с нею и к тому времени совсем не любил ее. Знаешь, если тебя что-то постоянно тяготит, даже такая вроде бы мелочь, как с твоими девчушками, тебе приходится нелегко. – Трэвис откусил кусочек бутерброда. – Такие вещи здорово давят на психику. Для меня таким камнем преткновения стала Луиза. Больше нет неизвестности, и теперь ее близкие знают о ее судьбе. Я, можно сказать, вернул ее домой, но совсем не так, как хотел. И я до сих пор мучаюсь без сна по ночам. Мне кажется, что я подвел ее.
– Это не так, Фрэнк. Извини, что напоминаю, но она была убита еще до того, как ты взялся за дело. Что ты мог сделать?
Трэвис ничего не ответил, просто откусил еще один кусочек от своего бутерброда, и они надолго замолчали, наблюдая за девочками. Совместное молчание вовсе не тяготило их, а только успокаивало. Через некоторое время Трэвис повернулся к Ребекке и сказал:
– Возможно, сейчас твои дочки немного сбиты с толку, но это пройдет. Дети вообще легко приспосабливаются к смене обстановки. И они гораздо более стойкие и выносливые, чем мы думаем. В этом возрасте они перестраиваются и двигаются дальше, не испытывая ни злобы, ни сожаления. Скоро они будут вести себя так, как будто бы ты никогда не исчезала из их жизни.
Ребекка почувствовала глубокую симпатию к Трэвису. Он вел себя так же, как и отец, который в свое время не боялся говорить слова утешения или беспощадно наставлять на путь истинный ее, Джонни и Майка в пору их детства и взросления, поддерживал их, не давал упасть. Она потянулась, чтобы взять Трэвиса за руку, и он, хотя и не сразу, молча пожал ее.
– Спасибо тебе за все, Фрэнк, – тихо проговорила она.
Он держал ее за руку еще мгновение, а затем выражение его лица неуловимо изменилось, и она поняла, что вот-вот они доберутся до истинной причины его прихода. По правде говоря, она побоялась спросить его напрямую. Если дело касалось Джонни, то она знала, что ей будет очень больно. Догадывалась по тому, как Трэвис смотрел на нее.
Он аккуратно положил недоеденный бутерброд на тарелку, допил кока-колу, а затем потянулся во внутренний карман куртки. Вытащил какую-то маленькую вещицу, зажав ее между большим и указательным пальцами. Флешка с наклейкой, на которой было написано «Для Фрэнка Трэвиса». Трэвис положил ее на стол и подвинул к Ребекке.
– Что это? – спросила она.
– Они выяснили, что случилось с Джонни в тот день.
Ребекка заморгала.
– Баунерс и ее команда долго и упорно допрашивали того, которого ты лучше всего знаешь под именем Хайна. И теперь они примерно представляют, что произошло после того, когда вы с братом потеряли друг друга в лесу.
Трэвис болезненно сморщился, и ему явно было трудно подбирать слова, но он продолжил:
– И они знают, почему бумажник Джонни оказался на маяке.
– Почему? – спросила Ребекка и тотчас же испугалась ответа.
– Видимо, когда вы оба попытались сбежать от Лимы, Джонни не понял, что ты с самого начала отстала от него. Он потом за тобой вернулся, звал тебя по имени, но не нашел ни тебя, ни Лиму. А все потому, что ты уже отвлекла Лиму на себя и бежала от тропы в направлении того самого оврага.
Пока Трэвис говорил, перед внутренним взором Ребекки замелькали события того дня, закончившиеся тем, что она упала на дно лощины,
