Он стоял футах в шести, пистолет дулом вниз в опущенной руке, взгляд пустых глаз устремлен на нее. Она подумала о девочках, а потом о Гарете. Во сколько он будет дома? Чем дольше продолжался рассказ убийцы, тем дольше Ребекка оставалась в живых, тем больше была вероятность того, что Гарет скоро окажется здесь. И тогда он станет еще одной невинной жертвой на пути Кэтрин Маккензи к власти.

Маккензи вдруг приложила ладонь к губам, как будто бы хотела затолкать обратно все неосторожные слова, сказанные ею сегодня вечером, но потом тряхнула головой и продолжала:

– У меня всегда все было спланировано. Руководитель службы детективов – это только одна из ступенек карьерной лестницы. Дальше я собиралась стать первой женщиной-комиссаром полиции Нью-Йорка. А что потом? Я могла бы даже баллотироваться на пост мэра. Могла бы кое-кого умаслить в округе Колумбия и получить назначение в Комитет внутренней безопасности. Я всегда была готова принять участие в подковерных играх, если это приведет меня на самый верх. Я могу быть безжалостной! Но сейчас… Что мы имеем? Луиза. Ты. Твой брат. Все остальные женщины, которых Аксель изнасиловал и которые даже не знают об этом: это не игра. Когда Хайн позвонил мне и сказал, что ты все еще жива, когда он, наконец, вернулся в Нью-Йорк, потому что его командировка закончилась, мы поняли, что нам придется заставить замолчать и Фрэнка Трэвиса…

– Что?!

– Фрэнк слишком много знал, слишком глубоко влез в это дело.

Ребекка смотрела на Маккензи в упор:

– Ты хочешь сказать, что Фрэнк тоже мертв?

Маккензи невозмутимо встретила ее взгляд, словно сожаления о наивности Ребекки.

– Конечно, он мертв, – лениво протянула она. – Неужели ты думала, что я смогу оставить его в живых?

Развязка

– Простите, Фрэнк, что завела этот разговор, – сказала Кэтрин Маккензи, когда они спустились на лифте на парковку. – Даже не знаю, что на меня нашло.

– Вам не нужно извиняться, – запротестовал Трэвис.

– Я никогда никому не рассказывала о своем брате.

Она встретилась с ним взглядом, который вдруг стал холодным и непроницаемым.

– Что ж, – сказал Трэвис, – я рад, что вы оказали мне такое доверие.

Маккензи просто кивнула в ответ.

Когда двери лифта открылись на нижний ярус паркинга, она указала на свою машину – темно-синий «мерседес» – и объяснила:

– У меня в багажнике лежат несколько папок. Я думаю, что там найдутся сведения, которые вам могут помочь.

– Отлично, – проговорил Трэвис, но уже без энтузиазма.

Тогда в кафе, ему показалось, что он действительно нравится Маккензи, да и она заставила его испытать забытое волнение, овладевавшее им в присутствии интересной женщины, но сейчас это ощущение взаимной симпатии куда-то делось.

В кармане брюк завибрировал его мобильный.

Трэвис достал телефон, увидел, что звонит Эми Хаузер, взглянул на компактный картонный поднос со своим напитком и с кофе для Эми, надежно закрепленными в его гнездах, который держал в свободной руке, и наконец ответил.

– Ты куда пропал? – спросила Хаузер.

– Буду через пять минут.

Когда они подошли к «мерседесу», Маккензи пультом дистанционного управления открыла багажник. Тот был почти пуст, не считая двух больших коробок посередине.

– Вот они, – сказал Маккензи.

Мобильный телефон Трэвиса снова завибрировал.

Это вновь была Хаузер, но уже с сообщением.

«Хайн может быть полицейским», – прочитал Трэвис и вдруг споткнулся.

– Все в порядке, Фрэнк? – спросила Маккензи.

Он снова взглянул на текст сообщения, затем остановился в восьми футах от «мерседеса», держа в одной руке свой мобильный, а в другой поднос с кофе, глядя в пространство между Маккензи и двумя картонными коробками в багажнике – и в эту самую секунду понял, что был прав. Что его внутренние сигналы тревоги были правильными.

Но к тому времени было уже слишком поздно.

– Не двигайся, – произнес голос позади него. Он почувствовал, как в затылок ему ткнулось дуло пистолета. Он никого не успел увидеть и не слышал, как человек с оружием приблизился к нему.

Но он узнал голос.

Он принадлежал тому, кто звонил Хаузер, когда Трэвис снял трубку на ее столе. Тому, кто посоветовал заняться Джоном Мерфи.

Трэвис снова посмотрел на Маккензи и увидел, что на какой-то миг ее глаза наполнились слезами. Что это было: сожаление или угрызения совести? И тогда он понял, почему она рассказала ему о своем брате, почему она пыталась изгнать этого призрака из своих воспоминаний.

Причина была проста – этот рассказ не будет иметь никаких последствий.

Трэвис никогда не сможет никому передать услышанное, потому что очень скоро погибнет.

– А теперь залезай в этот чертов багажник, – потребовал Хайн.

80

– Фрэнк слишком много знал о Луизе, – проговорила Маккензи, – о тебе, обо всех этих делах и о связи между ними. Жалко, что так получилось. Мне он понравился, он оказался умным и добрым человеком. За то короткое время, которое я провела с ним, я поняла, почему он был таким хорошим полицейским: Трэвис умел располагать к себе, был тем, кому можно доверять.

Маккензи замолчала с печальным выражением лица, и печаль эта была искренней.

– После того как я поговорила с ним сегодня, я поняла, что должна, нет, просто обязана прийти сюда этим вечером.

Сначала Ребекка от волнения не поняла, о чем идет речь, а потом до нее дошло: после того, как Маккензи призналась Фрэнку в том, что у нее был единокровный брат, она почувствовала облегчение.

И теперь она признавалась Ребекке, которую они с Хайном скоро собираются уничтожить, в остальном.

В груди у Ребекки защемило от скорби по Трэвису, а затем Маккензи снова заговорила:

– Сначала я просто сидела и слушала, что говорит мне Хайн, а он жестко инструктировал меня, что мне нужно будет сделать. А потом я убила Фрэнка. – Маккензи замолчала, но ее слова словно бы остались висеть в воздухе. Значит, Кэтрин Маккензи хладнокровно лишила жизни Фрэнка Трэвиса! Ребекка почувствовала, что ее сейчас стошнит от ужаса и ненависти.

– После того как я выстрелила в него, – хрипло проговорила Маккензи, – я вдруг подумала: «Посмотри на себя, посмотри, кем ты стала!»

Хайн шагнул вперед:

– Кэтрин, прекрати!

– Я полностью утратила контроль, больше не знаю, что я делаю.

Ребекка не могла понять, говорит ли Маккензи с Хайном или сама с собой.

Но впервые за этот вечер у Ребекки появился хоть какой-то шанс: Хайн прошел мимо нее, выпустил ее из поля своего зрения. Она посмотрела налево, на кухонный нож, прилепившийся к магнитной полоске на стене. До него было не меньше трех шагов – слишком далеко даже сейчас, когда Хайн отвлекся. Справа от Ребекки столешница была пуста. Хотя нет, не так!

Посередине лежала гранитная разделочная доска.

– Я стала одной из тех, с кем боролась всю свою жизнь, – тихо говорила Маккензи. Под глазом у нее появился едва видимый мазок потекшей туши. – Я убийца!

Хайн сжал в руке пистолет.

Пока эти двое смотрели друг на друга, Ребекка сделала шаг вправо, ближе к