все делать невовремя. Возьмем, к примеру, Луизу Мэйсон. Я возглавила службу детективов меньше года назад и, когда она умерла, занимала свой пост всего-то чуть больше пяти месяцев. И раньше, заметь, я так высоко забраться никак не могла, потому что мне не повезло родиться с парой сисек. Так вот, за это недолгое время я изо всех сил старалась сколотить вокруг себя ту команду, которую хотела. Я избавилась от идиотов, взяточников, расистов, словом, от всех дерьмовых копов, внедрившихся в нашу службу и разъедавших ее изнутри, как раковая опухоль. Я ведь была на том самом благотворительном ужине, потому что меня туда пригласили как успешного руководителя. И я так гордилась тем, как идут дела! А что же в это время сделал Аксель, пока я купалась в лучах славы? Раздробил череп Луизы Мэйсон, как орех, парой этажей ниже.

Слова Маккензи потрясли Ребекку.

Впервые кто-то, кто знал Даниэля Фоули, подтвердил самые мрачные догадки полиции, и этот кто-то – сама из их рядов.

Маккензи, казалось, полностью отдавала себе отчет в происходящем.

– Тебе, наверное, хочется узнать, как оно все обернулось и чем кончилось, – сказала она, и Ребекка отчетливо поняла две вещи: во-первых, Маккензи действительно собиралась сделать признание и, во-вторых, в живых ее, Ребекку Мерфи, после этого никто не оставит.

– Аксель не был моим парнем, – продолжала меж тем Маккензи как ни в чем не бывало. – Да и не так важно, с кем ты занимаешься сексом. Но вот семья… – она вздохнула. – Мы с тобой оба знаем, что семья – это совсем другое дело.

Семейное дело

– У вас есть семья, Фрэнк?

Они все еще стояли в очереди за кофе. Трэвис бросил взгляд в окно, гадая, куда подевалась Эми Хаузер, а затем снова переключил свое внимание на Кэтрин Маккензи. Он улыбнулся ей, снова подумал, насколько она привлекательна, когда отвечает улыбкой на улыбку, и сказал: «Да. У меня двое детей. Сын и дочь. Марк сейчас в Лос-Анджелесе и занимается видеоиграми. И не спрашиваете меня, что конкретно он делает – это выше моего понимания. Габи учится на последнем курсе в университете на Среднем Западе».

– В Чикаго?

– Да, там.

– Вот и славно, – сказал Маккензи. – Вы часто их видите?

Трэвис пожал плечами:

– Не так часто, как хотелось бы.

– И, наверное, то, что вы снова работаете на полицию Нью-Йорка, хотя и вышли на пенсию, не помогает вам встречаться с детьми чаще. Кстати, как идет дело Ребекки Мерфи?

– Идет потихоньку. Дело это сложное.

Маккензи кивнула.

Очередь по-прежнему не двигалась.

– А вы? – спросил Трэвис. – У вас есть дети?

– Нет, – ответила она. – Раньше было не до того, а теперь, как говорится, поезд уже ушел.

Трэвис не знал, как на это реагировать.

– Было бы неплохо обзавестись парочкой, – добавила она, – но я так и не встретила подходящего мужчину…

Ее взгляд остановился на нем, глаза странно блеснули, и Трэвис почувствовал, как между ними словно бы вспыхнули искры. Прошло так много времени с тех пор, как он находил какую-либо женщину привлекательной и она отвечала взаимностью, и теперь он не знал, что в таких случаях надо делать. А потом он вдруг вспомнил о Наоми и о том, что она говорила ему на протяжении многих лет, и быстро спустился с небес на землю. Маккензи была начальницей, лет на десять моложе его. Красивая женщина, увлеченная карьерой. А он стар и уже не преследует никаких амбициозных целей в жизни.

Неужели ей может быть интересен мужчина вроде него?

Маккензи начала говорить о том, что в буквальном смысле замужем за своей работой и иногда даже сожалеет об этом, а Трэвис упомянул о своем разводе с покойной женой и о том, как трудно бывает найти баланс между работой и семейной жизнью. В конце концов, когда до них дошла очередь, Трэвис предложил угостить Маккензи, но она отказалась, заявив, что лучше сама купит ему его черный кофе – и это меньшее, что полиция Нью-Йорка должна ему после всего того, что он сделал.

Пока они ждали своих напитков, она снова улыбнулась ему и сказала:

– Знаете, Фрэнк, с вами очень легко разговаривать.

– Вы серьезно?

– Конечно, серьезно. Разве вам не говорили, что «лесбуха», как меня некоторые называют, никогда не смеется и не шутит.

Трэвис скривился.

– Не волнуйтесь, – сказала она. – Мне наплевать на это прозвище.

– Правда?

– Есть другие вещи, о которых стоит беспокоиться, – выражение ее лица неуловимо изменилось, и, прежде чем Трэвис попытался понять, что это было, она проговорила: – Во всяком случае, я действительно считаю, что с вами легко разговаривать.

– Моя бывшая жена не согласилась бы с вами.

– Ну, значит, она ошибалась.

Трэвис был заинтригован – Кэтрин Маккензи, казалось, действительно наслаждалась его обществом, и когда он снова вспомнил об Эми Хаузер, его первая мысль была не о звонке на телефон, стоявший на столе Эми, на который он ответил, и не о подозрениях по поводу ее возможной причастности. Он вспомнил, как Эми посмеялась, когда они вышли со встречи с Маккензи, что Маккензи на него запала.

– Но с семьей, с близкими иногда бывает трудно, – прервал его размышления голос Маккензи.

– Простите, что вы сказали?

– Просто мысли вслух, – ответила Маккензи. Она не отрываясь смотрела на улицу из окна кофейни, но, как показалось Трэвису, интересовал ее не типичный городской пейзаж, а что-то другое. Словно она на миг ослабила бдительность, не зная об этом. – Я имела в виду ваш рассказ о разводе и о том, что дети теперь от вас далеко. То есть в любой семье не всегда все радует.

Трэвис внимательно смотрел на ее:

– А ваши близкие вас поддерживают? Вы родом отсюда?

Она вздохнула, и Трэвис понял, что эта тема не из ее любимых, но Маккензи продолжала:

– Я выросла на Стейтен-Айленде. Я очень любила свою маму, по-настоящему любила, но у нее было много проблем – в наши дни сказали бы, что она была психически нестабильна. – Маккензи усмехнулась. – А знаете, Фрэнк, вы в своей мягкой манере умудряетесь выведать у людей всю подноготную. Наверно, вы чертовски хорошо умели проводить допросы.

– Что было, то было, скажу без ложной скромности, – признался Трэвис.

– У меня был сводный брат, – снова заговорила Маккензи, и вновь по лицу ее пробежала тень. – Мой отец любил развлекаться на стороне, и этот парень был результатом одного из его романов. Когда его мать умерла, парень переехал жить к нам. Отец его не усыновил, не взял под опеку официально. То есть с точки зрения государственной системы он не имел к нам отношения. Сейчас такое невозможно, да и тогда, в семидесятых, это сложно было представить, но так оно и было.

– Вы двое дружили?

– Да, мы были не разлей вода. Он был старше меня на два года, и я всегда хотела брата. Но,