Шрифт:
Закладка:
«Союзники смотрят с тревогой на то, что творится в России, — сообщал посланник российского правительства, — Вся западная Европа — с Корниловым, и ее пресса не перестает твердить: довольно слов, пора приступить к делу». Еще более определенное и вполне доброжелательное отношение, — по словам Деникина, — сохранили к Верховному иностранные военные представители. Многие из них представлялись в эти дни Корнилову, принося ему уверения в своем почитании и искренние пожелания успеха; в особенности в трогательной форме это делал британский представитель…»[2194].
«Официально союзники придерживались строго нейтралитета (в корниловском выступлении); неофициально же поведение их представителей в России и их самых влиятельных органов печати не оставлял сомнений в том, какие соображения владели руководящими кругами Британии и Франции. В их поддержке Корнилова. — замечает американский историк А. Уорт, — можно увидеть слабые признаки будущей интервенции союзников в Россию — следует подчеркнуть, что эта поддержка была направлена не против «угрозы большевизма», как стало позднее, а против демократического правительства, дружественного союзника за целых два месяца до момента, когда власть захватили большевики. Особенно тесный контакт с Корниловым поддерживали военные миссии союзников, которые неоднократно заверяли его в своей моральной поддержке»[2195].
Ведущие газеты союзников, от лондонской «Таймс» до французской «Фигаро», выступили в поддержку Корнилова. Наиболее точно их позицию отражал французский журнал «Опиньеон», который писал: «Твердо установленная военная диктатура способна положить конец разлагающему влиянию византийских политиканов…», или сан-францисская «Кроникл»: «России нужен диктатор, и, похоже, что Корнилов больше, чем кто-либо другой подходит на эту роль»[2196].
Британский ген. Нокс был так тесно связан с корниловцами, что, по словам, как современников, так и исследователей, «по существу являлся участником заговора»[2197]. На заседании британского военного кабинета Нокс заявлял о необходимости поддержки попытки ген. Корнилова «свергнуть в начале сентября правительство премьер-министра Керенского»[2198]. Лорд Р. Сессил и британский военный кабинет поддержали Нокса: обстановка в России диктует необходимость установления военной диктатуры, «ради интересов союзников и демократии вообще»[2199].
* * * * *
Однако для водворения в России правой военной диктатуры, опоры только на моральную поддержку союзников оказалось недостаточно, для этого требовались реальные политические и материальные ресурсы. Результат их поиска оказался неожиданным для Деникина, и приводил его к печальному выводу: «Поддержка буржуазии?… крупная денежная буржуазия, «небольшая по числу…, но очень влиятельная, довольно замкнутая и крайне эгоистичная в своих действиях и аппетитах». Буржуазия эта «подняла тревогу (в июльские дни), когда обнаружилась слабость Временного правительства, и предложила (Республиканскому центру) первую денежную помощь, чтобы уберечь Россию… от очевидной тогда для них надвигавшейся опасности большевизма». Представители этой банковской и торгово-промышленной знати лично стояли вне организации, опасаясь скомпрометировать себя в случае неудачи…»[2200]. «Московская группа шла нам навстречу; петроградская нас избегала. У Рябушинского отнеслись более внимательно. Тем не менее, мы должны были сделать вывод: мы — одни»[2201].
В итоге, как свидетельствовал Деникин: «Большое затруднение для нас представляло полное отсутствие денежных средств. Широкое субсидирование корниловского выступления крупными столичными финансистами, о котором так много говорил в своих показаниях Керенский, — вымысел. В распоряжении «диктатора» не было даже нескольких тысяч рублей, чтобы помочь впавшим в нужду семьям офицеров…»[2202].
«Поддержка русской общественности? Произошло нечто чудное: русская общественность внезапно и бесследно сгинула», вспоминал Деникин, «У меня никого не было. (говорил Корнилов)… У Корнилова действительно никого не было. Все те общественные и политические деятели, которые если не вдохновляли, то, во всяком случае, всецело стояли на его стороне, предпочитали оставаться в тени в ожидании результатов борьбы»[2203]. Один из лидеров либералов В. Маклаков еще ранее предупреждал в этой связи: «Передайте Корнилову, что ведь мы его провоцируем, особенно М(илюко)в. Ведь Корнилова никто не поддержит, все спрячутся»[2204]. В свою очередь «Правые, — отмечал Деникин, — смотрели на Корнилова только как на орудие судьбы, и на дело его — как на переходный этап к другому строю»[2205].
Поддержка командного состава армии? — Ее тоже не оказалось. Общие настроения отражал ген. Пржевальский, который выступил против планов правой военной диктатуры: «Я остаюсь верным Временному правительству и считаю в данное время всякий раскол в армии и принятие ею участия в гражданской войне гибельными для отечества»… Еще более определенно высказался будущий военный министр плк. Верховский, объявивший в приказе по войскам Московского округа: «Бывший Верховный главнокомандующий (Корнилов)… в то самое время, когда немцы прорываются у Риги на Петроград, снял с фронта три лучшие казачьи дивизии и направил их на борьбу с правительством и народом русским»[2206].
У Корнилова, констатировал в итоге ген. Головин, просто «не было в руках той силы при помощи, которой он мог бы осуществить диктатуру…»[2207]. Оставалась одна надежда на союзников, однако здесь, вопреки намерениям Лондона и Парижа, за Керенского вступились американцы, благодаря давлению которых, совещание дипломатов 11 стран, под председательством Бьюкенена, как дуайена дипломатического корпуса, поддержало Временное правительство против Корнилова.
Позиция США в отношении России формировалась под воздействием различных точек зрения: Госсекретарь США Лансинг «скептически относился к компромиссам Керенского с радикалами и считал провальными попытки привести к согласию умеренных и радикалов. В нормальном, по его выражению, революционном процессе России предстоит пройти через стадии, аналогичные этапам Французской революции: «Первая — умеренность. Вторая — террор. Третья — восстание против новой тирании и реставрация порядка непререкаемой военной силой. По моему мнению, деморализованное состояние будет ухудшаться и ухудшаться, пока не появится некая властная личность и со всем не покончит»[2208].
В свою очередь советник американского президента Э. Хауз по-прежнему верил, что важнее поддерживать русскую демократию, чем пытаться поставить «Германию на колени». При условии сохранения демократии Хауз отнесся бы снисходительно к военным обязательствам России[2209]. В итоге, заключал американский историк В. Уильямс, «в августе 1917 г. Соединенные штаты решили оставить Россию с ее Февральской революцией, пока «нормальный процесс»
