Маниэр наглухо закрыла дверь своей комнаты и осела на пол. Как же это всё неправильно.

Она никогда не мечтала о красивой любви, старалась не желать слишком много, но сейчас стала слишком жадной.

Такой, как она, нечего делать рядом с будущим графом. Маниэр прекрасно знала, что старейшины полгода назад вели переговоры с другими кланами, подыскивая Кифену подходящую невесту: родовитую, с хорошим приданым и влиянием.

И Маниэр, одна из сорока внуков старейшины, не подходила ни по одному критерию. Разве что одной расы с ним была.

Разве не дура?

Кифен сам к ней пришел, предложил разделить вместе вечность, а она сомневается, когда надо вцепиться в этот шанс всеми клыками. Маниэр закрыла лицо руками, рвано дыша. Да о чем тут вообще можно думать? Пустоголовой она была, когда считала, что одной лишь любви достаточно, чтоб преодолеть все невзгоды.

Для Маниэр и эта любовь стала той ещё напастью.

Она страстно ненавидела Степана за то, как он поступил с ней, но не менее пылко продолжала любить. Ей не хотелось портить его будущее, у такого, как он, должна быть достойная жена. И Маниэр не верилось, что Степан предлагал это место ей.

Разве было в Маниэр хоть что-то хорошее, кроме родства с главой старейшин, да сильной магии?

Конечно, она была согласна. И это время на раздумье дала не себе, а ему. Вдруг он опомнится, передумает? Не придет за ее ответом?

Оказавшись отвергнутой столько раз, Маниэр не хотела давать себе ложную надежду. Сколько ещё ей предстоит услышать от него извинения, вместо ответа? Она устала обжигаться, и лучше уж ей будет безумно больно сейчас, чем это мучение растянется на долгие годы.

Маниэр свой выбор давно уже сделала.

В тот же день она услышала обрывки слухов — Валькар, ее жених, пропал без вести, и его официально объявили погибшим. Значит, и правда умер.

И эта новость окончательно посеяла в ее сердце хаос. Маниэр искренне радовалась чужой смерти, потому что это было ничем иным, как свободой для нее. И корила себя за столь низкую радость.

Если угроза брака с Валькаром больше не довлеет над ней, то с Кифеном, как ей казалось, все станет только сложнее.

Под вечер Маниэр, проглотив гордость, сама пришла к деду. Она хотела спросить про Кифена и про то, как старейшина планирует распорядиться ее жизнью дальше. Разговор вышел долгим, тяжелым, но ближе к полночи вампиры пришли к примирению и стали немного ближе, чем раньше.

* * *

Маниэр снова пришла к обрывистым скалам близ Мертвой Пустоши, тут было по-своему красиво, тусклые, блеклые краски природы вгоняли в меланхоличную тоску, но девушке это было по нраву.

Порывистый ветер хлестал по лицу, шумел в мелкой, низкорослой траве, и выветривал лишние мысли из головы. И правда, какой же Степан все-таки сумасшедший.

Пять миллионов золотом, едва ли не годовой бюджет королевства. Маниэр со вздохом запустила руку в карман — тихо звякнули пять медняков, ничтожно мало по сравнению с тем, сколько Кифен предложил клану за нее.

Дурак.

Кому нужны его деньги? Она б и без всяких взяток согласилась бежать с ним на край света, простила б все за один цветок, за искренние слова, за его раскаяние. Но Степан, как и все переселенцы, был если и дураком, то весьма расчетливым и прагматичным.

И Маниэр, раскладывая на кусочки события последней недели, поражалась, как хитро он раскинул сеть — у нее не было шанса. И глупо улыбалась — столько усилий ради нее он готов приложить, наверно и правда, одумался.

— Маниэр, здравствуй. — неловко начал Степан, вертя злосчастное кольцо в пальцах, — Я забыл его отдать тебе в прошлый раз, так глупо получилось, прости. — Маниэр чуть повернула голову, бросив на мужчину нечитаемый взгляд.

Эта встреча так похожа на прошлую, только на сей раз она правда ждала его. Но ничем это не покажет.

— Что за кольцо? — спросила она, разворачиваясь к нему и с напускным равнодушием пройдясь глазами по Кифену. Сегодня он не стал выливать на себя кровь, забавный.

— О-обручальное кольцо. — выдавил вампир, чувствуя себя почему-то последним кретином, — Оно эксклюзивное, такие парные кольца будут только у нас, если для тебя это важно, конечно. — торопливо добавил он.

Маниэр хмыкнула, не зря, видать, говорят: виноватый муж — самая полезная вещь в хозяйстве. А раньше Степан нос воротил, бегал от нее, теперь слова с трудом подбирает. До чего же очаровательно то, как он волнуется.

От мысли, что именно она вызывает у него эти чувства, сердце Маниэр трепетало.

— А, вот, это ещё цветы. И торт. — вытащил из пространственного хранилища букет роз, украденных сегодня утром из сада герцога Ибенира, и торт.

Маниэр поджала губы, сведя брови, чтоб не выдать себя счастливой улыбкой.

— И зачем мне это всё?

Степан медленно выдохнул, это скоро кончится, нужно просто взять себя в руки и не запороть всё. Все же предложение делать один раз. А если не один, то к десятому он уж точно не будет так нервничать.

— О, ну, — он чуть не выронил кольцо, — я в прошлый раз оплошал. Ты важна для меня, и я хочу сделать всё как положено, как-то так.

Маниэр огладила его глазами, мягко прищурившись. Ей никогда не дарили цветы, а все браки в гнезде устраивались родителями или старшим поколением, поэтому ни о кольцах, ни о цветах не было и речи.

Никто и предложение не делал никому, и Маниэр ощущала себя какой-то высокомерной фифой, намеренно игнорируя подобные знаки внимания.

— Как положено, значит. — прошелестела она, отворачиваясь, — Выкуп невесты тоже входит в традиции твоего народа? — она правда не понимала, как за нее можно отдать столько денег.

Золото было средством выживания, а ее жизнь явно не стоила столько.

И то, что Степан был готов отдать все на свете за нее, приятно грело в груди, и так же сильно обременяло. Где же он был, когда ей было так плохо и одиноко?

— Твой народ — мой народ. Твоя семья — моя семья. Если что-то не нравиться, скажи, я исправлю.

Маниэр скомкано улыбнулась. Она ведь не это имела в виду, она просто хотела понять, почему ему понадобилось столько времени, чтоб осознать свои чувства, почему он готов стольким пожертвовать и