Она не сможет простить никогда, но кажется, уже простила. И за эти противоречия она гневалась на себя. Маниэр не хотелось, чтоб Кифен снова выкинул ее, как ненужную, неподходящую ему вещь.

Просто хотела, чтоб ее любили, чтоб не отталкивали, оправдываясь любовью.

Но вот он, стоит напротив нее, и сердце бьется о ребра загнанной птицей, и Маниэр кажется, что она готова снова пойти на попятную, отбросить гордость и умолять его остаться рядом.

Она отвернулась. Уже плакалась у него в ногах, уже умоляла. Это не поможет. Маниэр не знала, возможно ли спасти их «мы», и если кто и мог что-то изменить, то только сам Степан. У нее же давно опустились руки.

— Девушка, которую я люблю, вампир. — простодушно признался он, — И если это поможет вернуть ее, я стану самым вампирыстым вампиром на свете. — ради Маниэр он добровольно продастся в рабство к Вальдернеским, будет покорно склонять голову перед герцогом и сделает все, лишь бы она стала самой счастливой на свете.

— Это звучит как красивая ложь. — она хотела красиво улыбнуться, но вместо этого вышла болезненная усмешка. Впрочем, слышать такие слова от него было и правда больно. Маниэр боялась обжечься снова, боялась обмануться всего лишь словами. Так мало осталось от ее сердца, разве имеет она право позволить ранить себя ещё сильнее?

— Или слова влюблённого мужчины. — он понимал, как виноват, знал, что Маниэр пришлось во много раз тяжелее, чем ему. И потому был готов слушать ее оскорбления, крики, что угодно, лишь бы она не держала это в себе, лишь бы не плакала потом одна в одиночестве, лишь бы снова впустила его в свое сердце.

— Не знаю, ведома ли тебе любовь. — ответила она, раскрошив сухой цветок в руке, — Верить тебе я хочу, но боюсь. — бросила на него кроткий взгляд из-за плеча, и у Степана мурашки по спине пробежали от того, какой уязвимой и неприступно-холодной она выглядела в ту секунду. Словно предпочла бы умереть, чем принять помощь от него.

— Ты уже достаточно поверила в меня, теперь я должен заслужить твое прощение.

— Разве я держу на тебя обиду? — голос звучал так ровно, почти бесчувственно, словно они говорили о погоде. Не этого он для нее хотел, когда разорвал все связи.

— Этого я знать не могу. — Степан нервно прочистил горло, сжимая кольцо в руке, — Но я бы хотел начать все сначала с тобой. По-нормальному.

— Что, если я уже наигралась в любовь? — произнесла она, поворачиваясь, Степан стоял на одном колене и протягивал ей кольцо из черного бриллианта.

— Тогда давай закончим игры. Давай начнем по-серьезному. Выходи за меня, Маниэр, стань моей женой. — она забыла, как дышать.

— Старейшина… не разрешит. — но ей безумно хотелось согласиться.

— Разрешил. Как только я верну титул, нас обвенчают. Или раньше, если захотим.

— Герцог не отдаст тебе власть так просто. — разве может такая, как она, стать женой Кифена?

— И дракон тоже не против нашего брака и обещал посодействовать. — Маниэр смотрела на протянутое кольцо, на нервничающего Степана и крепко сжимала челюсть. Ещё несколько месяцев назад она бы отдала все на свете за эти слова. Но сейчас они поднимали внутри нее болезненно бушующий ураган. Она была так счастлива, но почему тогда так больно у сердца?

Маниэр боялась соглашаться. Вдруг счастье снова растает в руках?

— Я-я должна подумать. — ей тоже хотелось сделать ему больно, отомстить, обжечь. Но она слишком сильно любила, чтоб так поступить.

— Тогда я приду сюда снова завтра. — он поднялся, неловко убирая кольцо в карман. Руки почему-то тряслись, Степан слабо улыбнулся, говорят, так у всех.

— Приходи послезавтра. — сказала она и снова отвернулась, устремив взгляд на Мёртвую Пустошь, простирающуюся до самого горизонта.

Глава 39

Для тех, кто дарит девушкам брильянты

Степан, вернувшись домой, чувствовал себя полным кретином. И куда вообще его мозг в тот момент повело? Хотел же сначала предложить ей свободу, а потом уже предложение делать.

Вампир простонал что-то нечленораздельное, стуча головой по стене. Ну кто, ну вот кто так кольцо в карман кладет, словно взятка не удалась⁈ Нужно было его Маниэр оставить, а не с собой забирать, наверняка и выглядело всё это до ужаса странно.

— Господин, может, вы помоетесь? — спросил Веце, прерывая акт самоистязания, — И перестанете пачкать стену? — и посмотрел с таким упреком, словно это Степан тут квартирант, а не полукровка.

Попаданец хмуро глянул на Веце. У мелкого паршивца-то небось все гладко прошло, и он не опозорился, когда Аламию замуж звал.

— От вас кровью пахнет, да и выглядит все это не слишком хорошо. — ну правда, смотрелось так, словно господин разбил голову о стену и кровью все залило. Веце не брезгливый, но видеть хозяина таким было неприятно, — Вы к ней ходили, да? — сложил факты парень. Потому что другой причины убиваться у Кифена сейчас не было.

— Да. — понуро вздохнул вампир. Нужно было лучше подготовиться, цветы раздобыть, торт там, или что обычно дарят вместе с кольцом?

— И как? — поинтересовался Веце, облокотившись рядом о стену и сочувствующе глядя на хозяина.

И почему господин Кифен влюбился именно в клановую? Разумеется, хорошо, что переселенцу приглянулась именно вампирша, а не кто-нибудь другой, потому что детей-полукровок клан б не признал и отнял, использовав потом как подношения и ритуальные жертвы. У хозяина в принципе из вариантов только вампиры были.

Но почему Маниэр?

Нет, Веце, конечно, понимал и почему, и как. По-другому, наверно, и быть не могло, но парню было искренне жаль, что все так сложилось. Будь Маниэр простой вампиршей, а не внучкой главы совета, все стало б в разы проще. Обычную клановую и украсть можно, никто ничего не заподозрит.

— Не знаю. Она сказала, что хочет подумать. — сказал Степан, пытаясь пятерней прочесать слипшиеся волосы. И с чего он решил, что в таком идиотском виде понравиться ей?

— Значит, обиделась. — кивнул Веце, — Я приготовил вам воду, идите, пока не сильно остыла.

Степан благодарно кивнул и пошел в кладовку — там лежало всякое барахло и стояла бочка для мытья. Летом, пожалуй, построит себе баню,