– Я не люблю холод.

– А тебе понравилось смотреть, как горит твоя мать?

– Ч-что?

– Что-то в этом роде будет происходить и дальше, если ты не выдержишь этот холод. До тех пор, пока ты не останешься совершенно одна.

Я и так ощущала себя совсем одинокой. Придавало сил лишь презрение к поражению. Меня унизили и отвергли те, кто считал себя лучше меня. Люди вроде Зедры, Кярса и Кевы. Раздавить их было бы для меня удовольствием. Я жила ради этого.

– В прошлый раз светлячки меня согрели. Они знали, в чем я нуждалась.

– Потребность быть в тепле – слабость. Пора ее отбросить. Доказать себе, что можешь пережить холод.

Как по-матерински заботливо с ее стороны. Но она ведь отказалась от этой роли? Вдруг я могла бы заменить ей умерших дочь и сына. Я определенно нуждалась в руководстве при своих ужасных наклонностях.

– Так ты считаешь, – спросила я, – что надо отбросить все слабости?

Лунара кивнула.

– Кева был моей слабостью. Как и мой отец, дочь и сын. Я все это отбросила. – В ее взгляде промелькнула печаль. – И смотри, что это мне дало.

То, что начиналось как воодушевление, теперь пропиталось грустью.

– Ничего это тебе не дало, кроме смерти от руки мужчины, который тебя любил. И ты все же хочешь преподать это как урок?

Ее лицо расплылось в смущенной ухмылке.

– Я до сих пор себя не понимаю. До сих пор не знаю, о чем сожалею, а о чем нет.

– Ты могла бы быть моим зеркалом. – Я улыбнулась ей в ответ.

Может, следует думать о ней как о подруге, а не как о матери? Я нуждалась в друге.

– К счастью, я больше не излучаю холод. Я свободна от проклятия маридов. – Лунара протянула руку. – Ты готова бросить вызов своему страху?

Светлячки вились в темноте за плечами Ашери. Откуда-то доносился стук капель.

Бросить вызов своему страху… Легко сказать, труднее об этом думать, а выполнить почти невозможно. Холод я ненавидела. И по коже кралось отчаяние. Я ничего этого не хотела.

Тем не менее Лунара права. Слабость станет моей погибелью.

Я сжала ее руку, такую горячую, наполненную энергией крови.

– Эта рука излучала холод?

– Они это сделали, чтобы меня никто никогда не полюбил. Чтобы в результате я никогда не смогла бы соединять звезды.

– Я уж точно не смогла бы тебя полюбить, – усмехнулась я, ужаснувшись своим словам.

Рука Лунары излучала тепло. Или так казалось, потому что ее тело теплее моего.

Мы шли дальше, спускались глубже, пока каменные стены пещеры не стали черны, как уголь. Я держалась рядом с Лунарой, наши плечи соприкасались. Лишь ее тепло помогало мне все это выдержать. Спина не разболелась, а посох твердо держал меня, несмотря на крутизну некоторых проходов.

Наконец мы дошли до края скалы. Проход сузился так, что один неверный шаг – и нырнешь в опасную темноту.

Но страшнее бездны были дыры в скале. Дыры в форме людей.

Я дрожащим пальцем указала на них.

– Во имя Лат, что это?

– Тупики, – отозвалась Лунара. – Не заглядывай в них.

– Почему они в форме людей?

– Потому что, если заглянешь внутрь, то, возможно, увидишь кого-то, глядящего на тебя.

Я сглотнула.

– Ой.

– Просто не смотри, и ничего не случится. Лучше поспешить.

Я шла вслед за ней по узкому проходу и смотрела на волнистые рыжие волосы, чтобы не поддаться искушению заглянуть в тупики. Вместо этого я позволила себе посмотреть на откос скалы, в темноту внизу. Бездна там казалась живой, ее мрак плясал у меня на веках. До ушей доносился шорох прилива – значит, там, внизу, океан? Он красивый? Что за существа в нем обитают?

Но я знала, что лучше не задумываться об этом.

Через пять минут мы дошли до последнего тупика у края скалы. Там дорожка превращалась в тоннель. И меня охватило минутное любопытство. Захотелось заглянуть в последний тупик и увидеть, кто посмотрит в ответ.

Обернувшись, Лунара коснулась моей щеки.

– Нет, не надо. – Она пристально посмотрела мне в глаза. – Я однажды заглянула и до сих пор жалею.

Я кивнула.

– Далеко еще?

– Минут пять, я думаю.

– И потом мы окажемся в Тагкалае? По земле такая дорога займет недели.

– Такова магия этого проклятого места.

Мы пошли вперед. Лунара часто останавливалась и всматривалась во что-то. Иногда оборачивалась и глядела мне за плечо, и я холодела от страха. Иногда встречались смоляные стены – я по опыту знала, что они формировались из захваченных в капкан тел. Хуже всего был момент, когда Лунара крепко сжала мою руку, глядя перед собой, и сказала:

– Подождем, пока это пройдет.

Что бы «это» ни было.

Я не позволяла своему любопытству взять верх. Не снимала с глаза повязку, чтобы не увидеть существ, скрытых за покровом.

Наконец, светлячки повели нас вверх по извилистой пещере. На пути гул ветра стал громче. А потом сквозь стены пещеры засиял благословенный свет солнца.

Я с огромным облегчением выдохнула.

Вход в пещеру закрывали два слоя толстой стальной решетки, словно запирая в клетку то, что вышло из Лабиринта. Возле клетки я увидела бочки с порохом – его хватило бы, чтобы взорвать вход и, скорее всего, обрушить своды пещеры.

Перед запертой огромными цепями дверью выстроилась дюжина янычаров в грандиозных шапках с плюмажами из павлиньих перьев. Они подняли аркебузы. Один, с красным плюмажем, выкрикнул на сирмянском:

– Не подходите!

Лунара подняла руки.

– Мы пришли по зову вашего султана.

– Ваши имена? – спросил командир янычар.

– Я Лунара, а она – Сира.

Командир прошептал что-то одному из стражников, и тот убежал прочь.

Спустя четверть часа он вернулся с еще бóльшим количеством янычар. Они общими усилиями освободили дверь от цепей с помощью по меньшей мере двадцати железных ключей для множества замков.

– Султан ждет вас, Лунара и Сира, – вежливо улыбаясь, произнес командир. – Прошу следовать за мной.

Мы пошли по улицам Тагкалая, города, захваченного мятежными янычарами, которые провозгласили собственное царство и отреклись от шаха Мурада. В этом они были схожи со мной. Я надеялась поладить с этими ненавистниками Селуков.

По пути во дворец мы пересекли много сладко пахнущих улиц. Город разместился в долине, ведущей на побережье и защищенной горами, потому воздух здесь был одновременно морским и горным, пропитанным двумя ароматами. Все дома были с розовыми покатыми крышами, кругом росли кедры и зеленела трава.

По сравнению с Кандбаджаром, каким он был до войны, здесь стояла ужасающая тишина. Птицы щебетали громче, чем торговцы за прилавками с малиновыми