Шрифт:
Закладка:
Здесь же, в Женеве, в самой европейской из европейских столиц, молодую тигрицу неудобно держать скрученной железными путами. Тем более, что нежно-розовая, с бирюзовыми глазами, золотыми косами и мелодичным голосом Моника ничуть не походила на темнокожую дикарку из Центральной Азии.
Голубой цвет не привлекает внимания нежелательных лиц. Глаза голубого оттенка не возбуждают. Напротив, они действуют умиротворительно.
В спокойной, невозмутимой обстановке надлежит вести себя спокойно и невозмутимо. Надо спокойно разобраться во всем, чтобы в полной готовности оказаться в самой гуще события, когда тебя призовут те, «кто решает и развязывает», как принято говорить на Востоке. Бросалось в глаза, что эти «решающие» и «развязывающие» не торопятся. Больше того, они проявили странное безразличие к приезду мисс Гвендолен и Моники. Не то что бы знатных путешественниц встретили плохо. Напротив, их окружили заботой, комфортом, даже роскошью, сдержанной, но кружащей голову, подобающей восточным царственным особам. Широкие лестницы отеля, где им отвели барские апартаменты, ошеломляли мрамором и коврами. Вычурность архитектуры, статуй, карнизов, росписей действовала отупляюще. Обслуживающий персонал проявлял сверхъестественную вежливость и предупредительность. Швейцарцы — республиканцы и демократы — умеют и любят принимать у себя всяких там королевских особ, при условии, конечно, если у их величеств и высочеств имеются солидные счета в банках. Средствами мисс Гвендолен располагала с избытком, и потому портье отеля и весь прочий штат не забывали никогда величать ее и Монику «ваше высочество».
Но время шло, и «их высочество» изрядно скучала, а мисс Гвендолен заметно нервничала. Ее ослепительно белый, чистый лоб все чаще морщила чуть заметная складочка сомнения.
Три года назад, когда мисс Гвендолен уезжала на Восток, она знала Женеву иной. Тогда позиция Европы была агрессивна и вызывающа. На всех границах, во всех уголках мира Советскому Союзу создавали трудности политические, экономические, военные. Делалось все, чтобы вызывать пограничные инциденты, конфликты.
Мисс Гвендолен тогда чувствовала себя далеко не последним винтиком в машине Британской империи. Она ехала по собственному желанию в город, обозначенный на географической карте мелким шрифтом, но играющий, как ей объявили, большую роль в судьбах мира.
Ей не надо было внушать мысль, что Советское правительство накануне падения. Она сама искренне верила в это. С некоторых пор, выдержав экзамен в объеме курса наук, необходимых для занятия должности референта по восточным делам, мисс Гвендолен внимательно читала политический раздел газет.
Тогда, в Женеве, ее представили лорду Кашендену, имевшему едва ли не решающее слово в Комиссии по разоружению в Лиге Наций. В любезной беседе с очаровательным референтом лорд беспощадно обвинял и обличал Советы. По утверждению Кашендена, красные стремятся поднять революцию и гражданскую войну в Индии, устроить кровопролитие во всех добропорядочных британских колониях и всадить госпоже Британии нож в спину.
Горячий, говорливый оратор Кашенден совсем забыл, что он не на трибуне, а в салоне русской княгини-эмигрантки, имевшей близкое касательство к финансово-промышленным кругам, и что перед ним не дипломатический зубр, а всего-навсего молоденькая мисс, розовенькие пальчики которой он успел уже не раз облизать. Увлекшись, лорд Кашенден даже упомянул: «Вы, мисс Гвендолен, могли бы украсить своей деловой персоной канцелярию Комиссии по разоружению. Держу пари, от улыбки ваших губок самые воинственные вояки сразу же размякнут».
Тогда события следовали за событиями. Прогремел на весь мир «Пакт Келлога» — решающий шаг в подготовке войны против СССР. Остин Чемберлен открыто заявил, что для безопасности Британской империи «необходимо с оружием в руках защищать в различных районах земного шара ряд пунктов и территорий».
И голубые англосаксонские глаза мисс Гвендолен видели на географической карте такой пункт, куда она безотлагательно выехала, когда недвусмысленные любезности лорда Кашендена, столь заинтересованного в том, чтобы сотрудницы его канцелярии отвечали самым высоким эстетическим требованиям, сделались чересчур назойливыми.
Мисс Гвендолен не осталась в Женеве в секретариате Комиссии. Ее голубые глаза под всеистребляющим солнцем Пешавера слегка выцвели, приобрели стальной оттенок, сделались серьезными, злыми. Увлекли высокая ответственность и призвание. Сильная рука, управляющая важнейшими делами империи, решительно направила ее в те области, «благоденствие и целостность которых имели жизненное значение для безопасности Великобритании» и «…оборона которых против нападения являлась для Британской империи мерой самозащиты».
С тех пор мисс Гвендолен — нежная, беззащитная, слабая — отстаивала интересы Британии на Среднем Востоке.
Поразительно! Величайшая ответственность легла на хрупкие, слабенькие девичьи плечики в империи, несмотря на то, что в штат государственных чиновников женщины вообще не допускались.
А рука мисс Гвендолен Хаит чувствовалась всюду, тонкая, узкая, холеная ручка с всегда отлично наманикюренными ногтями. (Мисс Гвендолен-экономка держала в пешаверском бунгало за счет штата прислуги первоклассную парикмахершу и маникюршу — тамилку из Мадраса.)
Здесь, в Пешавере, юной мисс Гвендолен предстояло применять в Англо-Индийском департаменте свои обширные знания Востока и восточных языков. Это про нее, свою способную племянницу, сэр Безиль Томпсон заявил в узком кругу своих сотрудников: «Переплюнула бы Лоуренса, да беда — в юбке…»
Знал ли о словах Томпсона что-либо сам полковник Лоуренс Аравийский, более известный в те годы под именем Росса, числившегося простым рядовым в личном составе авиаэскадрильи англо-индийской армии в гарнизоне Карачи, а позже в Равалпинди. Составил ли он такое же высокое мнение о способностях и познаниях английской мисс, служившей экономкой в пешаверском бунгало?
Мисс Гвендолен в местном обществе офицерских и чиновничьих жен не появлялась, да и вряд ли ее приняли бы в своем «светском обществе» — боже, какая-то экономка! Ее не видели и на улицах города. Имя ее почему-то избегали произносить в местных клубах. А если вновь прибывший офицер по неосведомленности и ляпал: «Ну и экономочка у мистера Эбенезера, це-це!..» — как тут же раздавалось внушительное покашливание. Смельчак сразу же терялся. Старший из офицеров многозначительно скрипел: «Зрелый муж голову отдаст, но тайну не выдаст».
Известно старое правило: за тем, кто действует, всегда есть направляющая рука. Двадцать восьмой год ознаменовался многочисленными инцидентами на советско-афганской и советско-синзянской границах. За какие-нибудь три с половиной месяца восемнадцать раз крупные басмаческие банды совершали вооруженное вторжение на советскую территорию. И неизменно нити тянулись в Пешавер, в бунгало, где хозяйничала голубоглазая мисс, перегруженная повседневными обязанностями экономки. Именно тогда имя мисс Гвендолен Хаит всплыло в очень неясной, неопределенной связи с полковником Лоуренсом Аравийским.
Именно в то время в Равалпинди близ Пешавера прибыл дня прохождения службы рядовой англо-индийской армии Росс. Он служил в авиаэскадрилье
