— Странно, что ты сюда переехал, — заметил ребе.

— Ну, я жил в Лондоне и Риме, — ответил Эббот. — Предки занимались музыкой — отец-пианист концертировал, и мы много путешествовали. После Шестидневной войны я решил переехать сюда.

— Но почему именно в Израиль? — настаивал ребе.

— У меня не было ни религиозных, ни национальных побуждений, если ты это имеешь в виду. Родители считали себя космополитами, и меня воспитали в том же духе. Они никогда не отрицали, что я еврей, но и не афишировали. Но евреи повсюду становятся предметом обсуждения и унижения. Пусть ты притворяешься, что не еврей — любое оскорбительное замечание в адрес этой нации задевает твою гордость. Когда-то мне нравилась одна девушка… Впрочем, неважно. — Он усмехнулся. — Короче, я решил, что если хочу избегать евреев, то надо переезжать сюда.

Ребе ухмыльнулся.

— Странное место ты выбрал, чтобы избегать евреев.

— Но здесь я не чувствую себя таковым.

Ребе кивнул.

— Понимаю.

Вернулись домой они в третьем часу. Их приветствовала мадам Розен:

— Джонатан играет с Шаули. Вы могли не приходить до вечера.

— На первый раз достаточно, — перевел дух ребе.

— Кстати, вы кого-нибудь ждали в пятницу вечером? — спросила миссис Розен.

— В пятницу вечером? Но мы же только прилетели и никого здесь не знаем. А что?

— Полиция наводит справки, — пояснила мадам Розен. — Опрашивают всех соседей. Хотят знать, не ждал ли кто-нибудь гостей в пятницу вечером.

Ребе вопросительно взглянул на Мириам и покачал головой.

Глава 18

Иш-Кошер изучал лежавший перед ним список.

— Ты лично опросил всех? — спросил он.

— Всех, кроме Смоллов, — ответил Аарон, справившись с записями. — Их не было дома. Если хотите, я вернусь и поговорю с ними. Но они только что прилетели из Америки, непохоже, чтобы они кого-то ждали.

— Что за семья?

— Муж и жена. Он, кажется, раввин. И маленький мальчик. Ах да, как говорили соседи, их привезла тетка миссис Смолл из Тель-Авива и проследила, как они устроились.

— Ага!

— Думаете, тетка…

— Нет, но она же не просто так приезжала.

— Ее здесь уже нет, уехала на следующее утро.

— В субботу?

Аарон кивнул.

Иш-Кошер покачал головой — сердито и неодобрительно. Затем плотнее уселся в кресле и сказал:

— Слушай, Аарон, возможно, здесь ничего особенного нет, но стоит проверить. Если будешь в тех местах ближайшие два дня, займись этим.

Аарон кивнул, поерзал и кашлянул.

— Вы думаете, Адуми на верном пути…

— Разумеется. Без сомнения, это террористы — видно по типу бомбы. Но кто именно? Может, «Аль-Фатах», а может, «Освобождение Палестины», или «Комитет арабских националистов», или «Батальон арабских коммандос»? Все заявили о своей причастности, они всегда так делают. Так что Адуми трясет всех, чьи имена есть у него в досье. Многие из них молоды и неопытны, могут не выдержать и проболтаться, — таков метод армии и «Шин Бет». И это действует, потому что предполагается, что террористы мстят вслепую — не щадя ни женщин, ни детей. Цель метода Адуми — подавить террор, а не достичь конкретных успехов. И это вполне логичный путь.

Инспектор откинулся в кресле.

— Но представь, что у какого-то террориста есть зуб лично на кого-то из израильтян. Тогда этот взрыв направлен лично на него, понимаешь? На этот раз жертвой стал профессор университета. Вообрази, что они охотились именно за ним, тогда, возможно, это группировка арабских студентов, а для них методы «Шин Бет» не эффективны. С ними обращаются более деликатно — ничего не поделаешь, политика. Итак, если мы установим группу или одиночку, то возможно, переплюнем саму «Шин Бет».

— Но мы опрашивали его коллег и студентов, и все согласились, что это был мягкий, безобидный старик, никому не принесший вреда и не заваливший ни одного студента.

— Минутку, Аарон. Ты цитируешь словно выдержку из репортажа: «мягкий, безобидный старик»? — Он пошелестел бумагами на столе. — А, вот: заявление профессора Робинсона. «Яков Карми был мягкий, безобидный старик, никому не принесший вреда, ни арабам, ни евреям. Еще вчера он рассказал мне о своем проекте, которым занимался: речь шла о том, чтобы увеличить урожай арабских фермеров в районе Иерихона». Что ты об этом думаешь?

— Ну, я это читал, но…

— Но что это значит, Аарон?

— Это значит, что он был мягким, безобидным стариком…

— Ша, — поморщился инспектор. — Это значит, у Якова Карми был проект, который мог принести доход арабским фермерам, и об этом не объявляли официально, а знали только в университете. А это значит, Аарон, — он поднял указательный палец, чтобы подчеркнуть важность сказанного, — что если этот проект противоречил интересам террористов, об этом мог знать только кто-то из университета.

— Но если это было в помощь арабским фермерам…

— Именно этого террористы и не хотят. Кто в основном страдает от их рук? Не евреи — мы можем себя защитить. Страдают арабы — в десять, в двадцать раз больше. Эти бедняги в секторе Газа… они же больше всех пострадали. А почему? Потому что террористы не хотят, чтобы их народ сотрудничал с нами, чтобы богател и думал, что мы лучше, чем арабские хозяева.

Он сел поглубже, внимательно взглянул в смуглое лицо помощника, потом решился:

— Слушай, Аарон, забудь пока об американской паре с Виктори-стрит, 5, или лучше пусть ими займется один из твоих людей. Я хочу, чтобы ты несколько дней пошатался по университету, только без формы. Поговори со студентами-сефардами, они ближе к арабам. По крайней мере, они говорят по-арабски и могли что-то слышать. Ты кого-нибудь знаешь?

— Сына моей сестры.

— Прекрасно. Повидайся с ним, пусть он тебя познакомит с ними. Можешь еще встретиться с профессором Робинсоном и узнать, что за проект разрабатывал Карми.

Глава 19

Всем членам общины Барнардз Кроссинг понравились короткие и лаконичные службы в канун Субботы, и через два месяца послушать их к ребе Дойчу приходило вдвое больше людей. Немного помогла и рассылка приглашений, но Малкольм Слотник высказал правильную мысль:

— Если бы все не было расписано, как по нотам, не было бы повторений.

Для большинства посетителей это стало привычкой.

— В канун Субботы? Боюсь, мы заняты — в этот день мы ходим в синагогу… Мы, в общем, не религиозны, но там так здорово. Все-таки выбираешься из дома… и потом, ребе такой славный, а Бетти Дойч — мы с ней очень подружились, я бы сочла предательством пропустить хоть одну службу. Она так мила, она из Стедманов — знаете, Дэн Стедман с телевидения…

Конечно, была и критика. К примеру, от Меира Паффа.

— Я не хочу сказать,