— Ничего, зато я кое-что принес…

И Николай жестом циркового фокусника достал откуда-то, чуть не из рукава, пачку печенья. Печенье было самое простое, но к кофе вполне подошло.

Я выпила полчашки и начала свой рассказ.

Впрочем, рассказывать было недолго — я и правда нашла то и другое случайно.

Тем не менее Николай выслушал меня внимательно.

Подошла его очередь…

— Кажется, я рассказывал вам, что довольно часто бывал в Африке…

Я вспомнила, что он и правда говорил что-то подобное, но я тогда ему не очень поверила, решила, что мужик подвирает, чтобы придать себе романтический ореол. Правда, были у него и какие-то фотографии, но в наш век фотошопа это не проблема.

В общем, я ответила неопределенным междометием.

— Но я не рассказывал, что я там делал.

Что да, то да. Не рассказывал.

— Вы, может быть, слышали, что в прибрежных водах Сомали хозяйничают пираты…

Да, что-то такое я и правда слышала и молча кивнула. Очень уж издалека он заходит…

— У них там это просто местный бизнес, можно сказать, народный промысел. Этим занимаются целые прибрежные деревни — мастерят лодки, покупают автоматы Калашникова, прячутся в береговых зарослях, а как только на горизонте появляется какой-нибудь торговый корабль — выплывают из своего укрытия, как черти из табакерки, окружают корабль, карабкаются на борт, берут судно на абордаж и требуют выкуп за груз и экипаж.

— Кто же тогда плавает в тех водах, если это так опасно?

— Дело в том, что там проходят очень оживленные международные маршруты и искать другие пути — сложно и дорого. А нанимать для охраны коммерческих перевозок военные корабли — еще дороже, тогда перевозка груза станет такой дорогой, что пропадает всякий смысл ею заниматься.

— И какой же выход?

— А вот какой. Компании, которые проводят свои корабли в тех опасных водах, нанимают небольшие группы охранников из бывших военных для защиты своих кораблей. Сомалийские пираты, как вообще всякие уголовники, люди трусливые и нападают только на беззащитные корабли. А стоит им увидеть на палубе вооруженных людей, как они дают деру.

— И вас взяли на эту работу?

— Да, взяли. Я ведь когда-то воевал в Афганистане, вот мои бывшие однополчане и пригласили меня в команду. Так что один-два раза в год я плаваю в тех водах. Кстати, пару лет назад я даже сделал полезное изобретение, собственное ноу-хау, как сейчас говорят, — смастерил из всякого железного лома очень похожий макет крупнокалиберного пулемета, который мы установили на носу корабля. Пираты видят этот макет издалека и не решаются подплывать.

— Ясно… но при чем здесь эта металлическая пластинка?

— А вот при чем. Однажды мы сопровождали голландский сухогруз, и в сомалийских водах на нас напали пираты. Они окружили наш корабль, полезли на борт. Мы дали несколько очередей, кого-то просто скинули в воду, и пираты, как обычно, кинулись наутек. Но тут выяснилось, что во время попытки абордажа они захватили-таки одного заложника — механика с нашего корабля — и теперь увозили его в свое логово. Мы сели в моторку и погнались за ними. Пираты уплыли к берегу, их лодки разделились. Мы поплыли за той лодкой, на которой был голландский механик. Лодка заплыла в береговую пещеру, замаскированную густыми зарослями, — мы за ней.

В общем, загнали пиратов в их нору, настигли их. Они сдались, отдали нам голландца — и тут мы увидели, что там же, в пещере, у них сидит еще один пленник, чернокожий старик очень благообразного вида. Мы его тоже освободили.

Он был тяжело болен, время от времени у него были приступы жара и бреда, а в промежутках между ними он приходил в себя и разговаривал с нами.

Он довольно прилично говорил по-английски и в период просветления рассказал нам, что сам родом из Эфиопии, по-старому — Абиссинии, причем — христианин, православный священник…

— Православный? — удивленно переспросила я. — Разве там, в Африке, есть православные?

— Представьте себе — есть, и довольно много. Вроде бы абиссинцы были крещены больше тысячи лет назад. У них там даже собственный патриарх или архиепископ — я в этом не очень разбираюсь. Говорят, в начале двадцатого века Эфиопия даже хотела присоединиться к Российской империи, но это совсем другая история.

Короче, этот старик рассказал нам, что пираты захватили его во время паломничества, требовали большой выкуп, но до сих пор не нашлось никого, кто бы за него заплатил. А он тяжело болен, и жить ему осталось совсем недолго.

А потом сказал, что очень рад, что встретил нас, фактически своих единоверцев, и хочет отдать нам ценную реликвию, которую хранил всю свою жизнь. И отдал мне, как старшему, вот эту пластину. Он сказал, что это — большая редкость и ценность и играет важную роль. Она как-то связана со святым Иоанном Богословом, и еще у нее какие-то удивительные свойства.

Но я, честно говоря, не очень во все это поверил, подумал, что старик заговаривается перед смертью… однако пластину эту сохранил и привез домой… и понимаете, как я удивился, когда увидел у вас две эти вещи с такой же надписью…

— Да, очень хорошо понимаю… И знаете что, давайте спрячем их все вместе. Не нужно, чтобы они лежали на виду.

Потом Николай ушел, взяв с меня слово, что я обязательно обращусь к нему, если понадобится помощь.

Спала я на этот раз крепко и без всяких сновидений, проснулась утром в бодром самочувствии и с ясной головой, напилась кофе и позвонила Кристине.

— Тебе чего? — весьма нелюбезно ответила она.

Нет, все-таки манеры у нее так себе.

— А ты как думаешь? — в том же тоне ответила я. — На кофе тебя пригласить хочу? Поболтать о своем, о девичьем?

— Извини, — вздохнула она, — дел столько навалилось, что я совсем замоталась.

«Ага, — смекнула я, — стало быть, дела у господина Войтенко так себе. И он взгрел Кристину. А кого еще-то? Хозяин никогда не виноват. И что-то мне подсказывает, что главного заказчика всей этой истории они не нашли, оттого Войтенко и злится. Что ж, это мне на руку».

— Извини, что тебе звоню, — начала я, — но Андрей Витальевич мне свой номер не дал. А мне нужно с ним поговорить. Это важно. Для него, кстати, важнее. Могу кое-что прояснить.

— Ты? Откуда?

«Нет, все-таки при ее работе нельзя так плохо разбираться в людях!»

— Будем препираться или дело делать? — разозлилась я. — Напряги мозги и сообрази наконец, что раз вы