Шрифт:
Закладка:
Это оказалась не книга и не тетрадь, а доска. Небольшая, довольно толстая, очень темная, и сразу видно, что очень-очень старая.
— Гляди, какая вещь! Дерево хорошее, может, Борька возьмет? Он вечно доски старые собирает…
И правда, доска была хоть и старая, но гладкая на ощупь и совсем не проеденная жучками.
Я взяла ее в руки — удивительно тяжелая. Повернула к свету и с трудом различила полустертые буквы. И разобрала только слово в середине:
T E N E T
Так. Это становится интересным.
— Так я пойду? — Дядя Вася потянул доску из моих рук.
— Я с тобой, может, хоть позвоню от него.
Однако, пока мы поднимались на шестой этаж, я передумала звонить. Ну, вызову я такси, приеду к дому Николая, а дальше что? Ключей от квартиры у меня нету, они у Ромы, телефон тоже. А если Николая нет дома и мне никто не откроет? Там соседи меня не знают, быстро из подъезда на мороз вытурят.
Нет, мне обязательно нужно попасть к Роме. И ничего такого, просто пройти по карнизу с террасы художника до окна Роминой квартиры. Совсем не сложно. Один раз уже так сделала, тогда еще чемодан мешал, а теперь налегке.
Борис открыл нам дверь и нахмурился:
— Дядя Вася, сейчас не до тебя! Потом, потом все посмотрю, у меня покупатели, — и исчез в глубине квартиры.
Дядя Вася приуныл и ушел, оставив доску в прихожей и посулив, что зайдет попозже, я заперла за ним дверь и засунула доску за ремень джинсов, потому что не могла ее так просто бросить. Что-то говорило мне, что это очень важно.
Пообещав себе рассчитаться с дядей Васей потом, я отправилась в комнату, где была мастерская. Там было тихо, пахло свежими красками и на низком диване свернулась калачиком давешняя натурщица, деликатно прикрытая мужским махровым халатом. Она что, вообще отсюда никогда не выходит?
Услышав звук открываемой двери, натурщица подняла заспанное круглое лицо.
— Извини… — пробормотала я, — мне бы пройти…
— Опять, что ли?
— Опять, — вздохнула я, — очень нужно.
И вышла на импровизированную террасу. Снег Борис убрал совсем недавно, но узкий карниз, по которому мне предстояло пройти, обледенел.
Глядя на него, я невольно поежилась.
— Погоди, я тебя веревкой привяжу! Все какая-то страховка! — спохватилась натурщица.
Она достала откуда-то прочный шнур и обвязала меня за пояс, а второй конец привязала к заборчику.
— Ну, с богом! — сказала я сама себе и ступила на карниз.
Однако в первый раз было не так страшно. Я торопилась и не смотрела вниз, а сейчас взгляд невольно обращался туда, во двор. Вон дядя Вася идет к воротам, неловко загребая ногами, видно, хочет у Зинаиды из углового магазина в долг попросить. Не выйдет у него ничего, не даст Зинка бутылку.
За такими мыслями я аккуратно переставляла ноги «гусиным шагом». Вот уже полпути пройдено.
Я оглянулась на натурщицу, которая умело стравливала веревку, она кивнула мне ободряюще. Ноги дрожали от холода и напряжения.
«Не останавливаться!» — приказала я себе.
И вот наконец окно.
Когда я уходила этим же путем в прошлый раз, то прикрыла его снаружи неплотно и была уверена, что так оно и осталось. У Ромы, как я уже говорила, с окнами и форточками сложные отношения, он к ним вообще не подходит.
Я приоткрыла окно, перелезла через подоконник, отвязалась и махнула рукой натурщице — все, мол, в порядке, спасибо тебе. В ответ она одними губами пожелала мне удачи и ушла к себе.
А я как раз успела повернуться и увидеть, что Рома стоит в дверном проеме и пялится на меня в полном недоумении.
— Ты это как?..
Вот сама не понимаю, какая сила взвила меня в воздух, пронесла через всю комнату и заставила звездануть Рому ногой в живот. Никогда в жизни я не занималась никакими боевыми искусствами, даже на курсы самообороны не ходила. Но удар получился отличный, правда, Рома — мишень хорошая, большая, не промахнешься.
Так или иначе, он взвизгнул и скорчился, видно, удар попал на старые синяки.
— Ну, что же ты не вызываешь полицию? — Я схватила его за волосы.
— Пусти… — прохныкал Рома. — Пусти, больно…
Нет, ну что за жалкий тип! Два года, почти два года я на него потратила… Ужас какой!
Я пинками прогнала Рому в его комнату, откуда пахло уже как из медвежьей берлоги, и велела сидеть там тихо-тихо. Сама же быстро (в который раз!) собрала вещи и отправилась на кухню за кусочком кожи, что спрятала в вентиляцию.
Вот он, тут, никуда не делся, лежит в целости и сохранности. Мимоходом я оглядела кухню, которую Рома успел уже порядочно изгваздать. В раковине гора грязной посуды, пол в подозрительных пятнах, ну, меня это уже не волнует.
Заляпанный холодильник был тем не менее набит продуктами, Рома себя не обидит, мне столько и за год не съесть. В боковой полке я обнаружила пять бутылок пива и литровую водки, загрузила все это в сумку, еще пошарила в буфете и нашла там початую бутылку коньяка и пакет дорогущего кофе. Надо же, раньше Рома крепкие напитки не пил. Мне они тоже без надобности, но нужно подумать о дяде Васе. А вот кофе возьму себе, имею полное право.
Напоследок я пнула ногой дверь Роминой комнаты и ушла.
Стоя во дворе в ожидании такси, я увидела грустного дядю Васю, который плелся из магазина несолоно хлебавши.
Я молча протянула ему сумку с Ромиными бутылками.
Увидев такое богатство, он всплеснул руками, потом поднял глаза к небу, потом, очевидно, сообразив, что небеса тут ни при чем, попытался заключить меня в объятия, но помешало подъехавшее такси.
На том я простилась с этим домом и его обитателями, в очередной раз подумав, что это навсегда.
На съемной квартире было тихо, и я вздохнула с огромным облегчением, потому что здорово устала уже от беготни.
Я протерла дяди-Васину доску влажной антисептической салфеткой — мало ли где она побывала и кто ее трогал, положила ее на стол, включила яркий верхний свет.
То ли от влаги, то ли от яркого света цвет дерева изменился, он стал глубже и выразительнее, на черном и темно-коричневом фоне проявились ореховые и красноватые прожилки. И теперь я смогла прочесть все пять слов, которые были на нем вырезаны.
И что вы думаете? На доске в столбик, одно под другим, были вырезаны те самые пять слов, которые то и дело попадались
