чтобы изложить дилемму своего правительства в характерно ярких выражениях: «Я все себя спрашиваю, – сказал он, – что за конституцию ждут от нас четыре державы? Должны ли мы подражать советской конституции или британской конституционной монархии? Американской президентской системе или французской конституции, которая сама пока еще не существует?» Эти различные протесты увенчались представлением официальной резолюции Ассамблеи Союзному совету, а 1 июля новая конституция представлена не была. Союзный совет, однако, не предпринял никаких действий, и на этом вопрос оказался исчерпанным. По сути, законодательство правительства Реннера, подтвержденное новым правительством, во всех отношениях оставалось в силе, и австрийская Конституция, таким образом, представляла собой Конституцию 1920 года с поправками 1929 года, вместе с любыми дополнительными законами, принятыми после освобождения страны.

Весной и в начале лета 1946 года союзникам было предложено ослабить контроль и предоставить Австрии свободу, которую они официально обещали ей предоставить. Настойчиво указывалось, что обязательство свободно избранного и признанного правительства представлять законодательство другим державам за пределами государства является чем-то вроде исторического новшества. И вскоре после этого социалистическому вице-канцлеру, доктору Шарфу, была предоставлена возможность сделать соответствующие заявления министру иностранных дел Великобритании Эрнесту Бевину, когда Шарф и его коллега-социалист, член австрийского парламента, герр Питтерманн, посетили Лондон с неофициальным визитом. На самом деле, однако, для британцев идея пересмотра июльского Соглашения о контроле 1945 года была не нова, и работа над ним началась в Британском элементе Комиссии еще до ноябрьских выборов. В начале 1946 года в Политическом управлении началось четырехстороннее обсуждение британского проекта, которое продвигалось удовлетворительно. Вопрос о резервных полномочиях, который уже вызывал трудности в первые дни оккупации, казалось, на некоторое время помешает достижению соглашения и в этом случае. Но после нескольких недель переговоров новое Соглашение, основанное на британском проекте, наконец, было вынесено на рассмотрение Союзного совета под британским председательством в июне и подписано 28-го числа того же месяца.

Новое соглашение ознаменовало собой важный шаг вперед, и неудивительно, что Реннеру устроили овации, когда он присутствовал в Народном театре 29 июня. Если до сих пор австрийское правительство было обязано получать четырехстороннее одобрение всех принимаемых законов, то статья 6 нового Соглашения ограничивала это только конституционными законами. Что касается всех других законодательных мер и международных соглашений, то одобрение Союзного совета предполагалось, если в течение тридцати одного дня после получения проекта Союзной комиссией австрийское правительство не уведомлялось о том, что у Комиссии имеются какие-либо возражения. Поскольку в этой связи, как и во всех других, решения Союзного совета предполагались единогласными, из этого следовало, что любая неконституционная мера, получившая одобрение даже одного элемента, не могла быть официально заблокирована. Но помимо этого, безусловно, самого важного положения Соглашения, существовали и другие существенные послабления контроля. Статья 4 предусматривала отмену Союзным советом, за небольшими исключениями, всех «оставшихся ограничений на передвижение по Австрии людей, товаров и других видов транспорта», так что зональные границы должны были служить «границами сфер власти и ответственности соответствующих Верховных комиссаров и дислокации оккупационных войск». Кроме того, австрийскому правительству разрешалось организовать таможенную и пограничную администрацию, которой союзники сами передадут как можно скорее все таможенные функции и функции контроля за передвижением, не мешающие военным нуждам их оккупационных сил, а австрийское правительство могло теперь свободно устанавливать дипломатические и консульские отношения с правительствами Объединенных Наций и с другими правительствами при условии предварительного одобрения Союзного совета.

Единственными сферами, в которых полномочия по-прежнему оставались за оккупационными державами и в которых последние могли действовать непосредственно, были сферы, касающиеся демилитаризации, защиты собственности, принадлежащей Организации Объединенных Наций или их гражданам, контроля за перемещенными лицами, контроля за поездками в Австрию и из Австрии до установления австрийского контроля, а также поиска и ареста лиц, разыскиваемых любой из четырех держав или Международным судом за военные преступления. За исключением этих областей, а также в более общих целях поддержания правопорядка и обеспечения выполнения инструкций Союзной комиссии Комиссия должна была действовать только через австрийское правительство или другие соответствующие австрийские власти. Новое Соглашение также предусматривало в статье 1, что власть австрийского правительства должна распространяться на всю территорию Австрии, но что правительство и все подчиненные австрийские власти должны выполнять указания, которые они могут получить от Союзной комиссии.

На самом деле это не являлось серьезным ограничением, поскольку Комиссия не могла давать никаких указаний, если они не были единодушными, а количество вопросов, по которым можно таким образом договориться, с этого момента становилось все меньше. С одной стороны, все три западные державы истолковывали новое Соглашение о контроле как подразумевающее максимально широкие и полные полномочия австрийского правительства и, как следствие, не хотели предпринимать никаких шагов, которые без нужды ущемляли бы эти полномочия. Советский элемент, с другой стороны, придерживался противоположной точки зрения и действительно пытался ограничить свободу, предоставленную новым Соглашением о контроле.

Позиция советских властей вызвала в то время некоторое удивление, и действительно, высказывались предположения, что они, должно быть, подписали новое Соглашение, не осознавая в полной мере его последствий. Однако, согласно информации, полученной от одного из ведущих членов Британского элемента, генерал Желтов, советский заместитель комиссара, изначально, еще до подписания нового Соглашения, возражал против статьи 6, а, – и по той причине, которую можно было ожидать – а именно что «законы вступят в силу, пока мы спим». Возможно, в Москве с большим опозданием осознали все последствия, хотя это представляется маловероятным. Но каким бы ни было объяснение, советская подпись, очевидно, была сочтена за ошибку, поскольку в течение августа Советский элемент представил Союзному совету через Исполнительный комитет два документа, которые были нацелены, в частности, на положения статьи 6. Первый документ касался проекта письма Исполнительного комитета канцлеру, в котором упоминалось определение конституционного закона. Советский элемент утверждал, что данное определение, принятое Исполнительным комитетом 31 мая, не было представлено на утверждение Союзного совета и поэтому не имеет юридической силы. На самом деле все три западных члена Совета по отдельности помнили, что Союзный совет ранее обсуждал вопрос об определении и ясно дал понять, что Исполнительный комитет должен его разработать. После его окончательного принятия 31 мая (отметили западные делегаты) оно фактически стало основой для нового Соглашения о контроле, и возражения Советского элемента на этой стадии должны рассматриваться как свидетельство того, что они желают отменить часть этого Соглашения.

Второй советский документ касался того, как должно применяться новое Соглашение о контроле. Среди прочего, русские стремились добиться принятия резолюции, согласно которой Союзный совет «сохранит свою прежнюю ответственность и власть над австрийскими министерствами» и будет «осуществлять контроль в соответствии с условиями нового