она пересекла границу своих собственных владений. Однако она отвергла предложение своего мужа, чтобы ее короновали императрицей вместе с ним. Императором она не могла быть; королевой Богемии и Венгрии она уже была, и рядом с ней там никого не было.

Гёте включает рассказ об этой коронации в свое автобиографическое произведение Dichtung und Wahrheit («Поэзия и правда»), основывая его на «рассказах присутствовавших на ней стариков». Дорога, которую Мария Терезия выбрала для поездки во Франкфурт, является прекрасным указанием на то, что «империя» означала в тот период и где был ее дом: в ее городах, местах проживания ее епископов и при дворах мелких князей. В XVIII в. юго-запад Германии был известен в просторечии как das Reich. Одну остановку она сделала в Нюрнберге - городе, связанном с Гогенштауфенами, Карлом IV и Максимилианом I, откуда Мария Терезия писала: «Я была бы очень счастлива поговорить со всеми женами патрициев, если бы нам не пришлось быть в пути тринадцать часов, а затем провести три часа, давая аудиенцию и не имея возможности переодеться».

4 октября Франц подъехал верхом на коне к Франкфуртскому собору на свою коронацию, одетый в мантию герцога Лотарингии - территории, которой он уже не владел, и неся на голове корону Иерусалима - царства, исчезнувшего пять веков назад. После церемонии он с торжественной процессией прошел к Рёмеру (старинная ратуша во Франкфурте-на-Майне. - Пер.). Теперь он был облачен в коронационную мантию Фридриха II Гогенштауфена, нес символы Священной Римской империи и был уже в императорской короне. Гёте описывает эпизод, который произошел, когда процессия проходила мимо Марии Терезии, наблюдавшей за ней с балкона дома Фрауенштайн. Заметив, что она выглядела «прекрасной, как никогда», он продолжает: «Когда ее муж, выйдя из собора, в своем странном одеянии проходил мимо, похожий на призрак Карла Великого, он в шутку поднял обе руки, чтобы привлечь ее внимание к державе и скипетру и необычным перчаткам, которые были на них надеты; после этого у нее случился приступ неудержимого смеха, к огромному удовольствию наблюдающей толпы, которая таким образом получила возможность узреть абсолютную и истинную гармонию, царящую между самой выдающейся супружеской парой христианского мира. А когда императрица, приветствуя своего супруга, стала махать платочком и закричала vivat, воодушевление и восторг толпы не знал границ, и казалось, что радостные крики никогда не стихнут».

В своей поэзии и философии Гёте «дает краткое заключение» тысячелетней империи (в двойном смысле этого слова, как понимал это Гегель - шваб, который был австрийцем по матери). Стоит остановиться ненадолго, чтобы расшифровать некоторые коды в его прекрасном рассказе о коронации и сопутствующих ей эпизодах. Гёте описывает коронацию и даже воссоединение на борту корабля Марии Терезии со своим мужем (она приехала из Ашаффенбурга, а он - из Гейдельберга) как mdrchen, как доброе народное воспоминание. Франц видел себя призраком Карла Великого: императоры от Оттона I до Карла V видели в себе преемников Карла Великого, а люди - его реинкарнацию. Во Франкфурте в 1745 г. в глазах народа, на чьем понимании мира были запечатлены протестантизм и современность, сакральное подражание стало заключительной главой. Литургия, пышность, торжественное соединение небес и земли были низведены до человеческой игры и маскарада.

«Единственным» напоминанием об этом высоком союзе был успешный брак Франца и Марии Терезии. Laudes - гимны старой империи в знак приветствия короля-искупителя (шумерские приветствия, сохранившиеся в королевских псалмах Давида и используемые на всех торжественных коронациях в Средние века) - звучали на его коронации как народный «энтузиазм».

На большом рождественском банкете в этом году Мария Терезия заключила с Фридрихом Дрезденский мирный договор, по которому она отказывалась от Силезии, а Фридрих признавал избрание ее мужа императором. Ахенский мирный договор (1748), ставший необходимым в результате переговоров Англии с Францией, вернул Бельгию во владение Марии Терезии, но повлек за собой потери для Габсбургов в Италии в пользу испанских Бурбонов.

Последующий период был занят внутренними судебной и административной реформами (включая введение системы фиксированного налогообложения), целью которых было сократить чрезмерные привилегии, которыми пользовалась знать во всех владениях Габсбургов. Граф Хаугвиц (сын саксонского генерала и сам бывший Landesprdsident в Силезии) - министр, отвечающий за реформы, взял за образец Пруссию. Общее направление было взято на централизацию. Отдельные канцелярии для Богемии и Австрии были упразднены, что означало конец независимости Богемии. И в то же время в интересах внешней готовности князь Кауниц взял курс на великое reversement des alliances (изменение направления альянсов) (ратифицированное в юридической форме договорами, заключенными в Версале в мае и августе 1756 г.), согласно которым Австрийский дом стал союзником своего злейшего врага - дома Бурбонов; им противостояли Пруссия и ее новый союзник Англия. Английский посол счел унижением тот факт, что Мария Терезия «бросается в объятия Франции». Она отрицала это: «Я не бросаюсь в ее объятия, я встаю на ее сторону» - и указала, что Англия уже заключила союзнический договор с Фридрихом. Как и его предшественник, который сказал ей, что придется оставить Силезию, английский посол обращался с ней в политических вопросах, как с ребенком, и ее это раздражало.

Война за Силезию и империю снова была неминуема, только на этот раз империя была на стороне Австрии. Нападение Фридриха стало началом Семилетней войны (1756-1763), во время которой англичане воевали с французами в открытом море и совершали мировые завоевания в Америке и Индии. Несмотря на серьезные поражения у Колина (1757) и Кунерсдорфа (1759), Фридрих продолжал сопротивляться Австрии, Франции, России и Швеции. Кунерсдорф мог бы стать полной катастрофой, если бы русские генералы воспользовались своим преимуществом (Фридриху показалось очень странным, что они этого не сделали). Бранденбургское «чудо» - избавление в самый последний миг от казавшихся безвыходными ситуаций - уже делало свое дело. Для Фридриха за этим чудом вскоре последовало другое - выход России из войны после смерти царицы Елизаветы и готовность ее преемника стать союзником Пруссии (1762). Царь, о котором идет речь, Петр III - инфантильный извращенец с жестокими привычками - был низложен Екатериной II, которая отвергла этот союз. Но Пруссия Фридриха была спасена, и периодические поражения не остановили ее завоевательное продвижение вперед. Чудесное спасение в 1762 г. было прецедентом, за который цеплялся доктор Геббельс в 1945 г. И действительно, кажется, что время от времени он подбадривал фюрера мыслью, что бранденбургское «чудо» унаследовано Третьим рейхом, и это чудодейственное освобождение из бункера канцелярии можно ждать с часу на час - это было то, что Геббельс хотел сделать сам и чему