– А это не твое дело, – заявил он. – Хочешь жить отдельно – живи.

Даже по телефону легко было понять, что его все еще раздирает ярость. Когда Марк злился, он словно бы выплевывал взрывные согласные: «не твое дело» – «д» вылетела из него, как облачко пропитанного бешенством воздуха, от которого у вас мгновенно пересохли бы глаза.

– Не дури, Марк, – сказала я, – ты же ничего не смыслишь в уходе за ребенком.

– А то ты смыслишь, сука рваная! – сказал он и бросил трубку.

В то же утро, немного позже, я, отправившись за покупками, обнаружила, что банковский счет мой заблокирован.

Я поехала в Констанциаберг. Мой ключ от американского замка по-прежнему работал, однако дверь оказалась запертой еще на один замок. Я стучала в нее, стучала. Ответа не было. Как не было и признаков присутствия Марии. Я обошла вокруг дома. Машина Марка исчезла, окна оказались запертыми.

Я позвонила в его фирму.

– Он уехал в наш дурбанский офис, – сказала мне телефонистка.

– У него дома произошла авария, – сказала я. – Вы не могли бы связаться с Дурбаном и оставить ему сообщение? Попросите его как можно скорее позвонить жене по номеру, который я вам сейчас назову. Скажите, что это срочно.

И я продиктовала ей номер отеля.

Я прождала несколько часов. Марк не позвонил.

Где Крисси? Только это мне знать и хотелось. Казалось немыслимым, что Марк мог увезти нашу дочь в Дурбан. Но если не увез, так что же он с ней сделал?

Я позвонила в Дурбан сама. Нет, сказала секретарша, Марка в Дурбане нет, да его на этой неделе здесь и не ждут. Я не пробовала позвонить в кейптаунский офис?

Уже теряя рассудок, я набрала номер Джона.

– Муж забрал ребенка и куда-то скрылся из дома, исчез, – сказала я. – Денег у меня нет, что делать, я не знаю. У тебя найдутся какие-нибудь предложения?

В вестибюле сидели двое пожилых постояльцев, которые, нисколько не таясь, слушали, что я говорю. Мне хотелось плакать, но я засмеялась.

– Он утащил куда-то моего ребенка, а почему? Вот из-за этого? – Я повела рукой вокруг, указывая на интерьер отеля «Кентербери» (постоянное проживание). – Он за это меня наказывает?

И тут я действительно расплакалась.

Находившийся в нескольких милях от меня Джон жеста моего видеть не мог (это я уже потом сообразила) и, надо думать, понял мое «это» по-своему. Решил, должно быть, что я говорю о романе с ним – и считаю этот роман ерундой, нимало не стоящей поднятого вокруг нее шума.

– Ты не хочешь обратиться в полицию? – спросил он.

– Не смеши меня, – ответила я. – Нельзя же сбежать от мужа, а после обвинить его в похищении твоего ребенка.

– Хочешь, я приеду заберу тебя?

Я ощутила в его тоне некоторую опаску. И прекрасно ее поняла. Если бы я разговаривала по телефону с впавшей в истерику женщиной, то, наверное, тоже заосторожничала бы. Впрочем, мне-то было не до опасливости, я хотела вернуть моего ребенка.

– Нет, я не желаю, чтобы меня забирали, – резко ответила я.

– У тебя хотя бы еда какая-нибудь имеется? – спросил он.

– Я не хочу есть, – ответила я. – Ладно, давай закончим этот дурацкий разговор. Прости, я и сама не знаю, зачем позвонила. До свидания.

И я повесила трубку.

Есть я не хотела, а вот выпить не отказалась бы: глотнуть, к примеру, чистого виски, и завалиться спать, и никаких снов не видеть.

Едва я доковыляла до моего номера, легла и накрыла голову подушкой, как в его французскую дверь постучали. Джон. Я сказала ему пару слов, не стану их повторять. Короче говоря, Джон увез меня в Токаи и устроил в своей комнате. Сам лег спать на софе, которая стояла в гостиной. Я наполовину ожидала, что он придет ко мне ночью, но нет, не пришел.

Разбудили меня негромкие голоса. Солнце уже встало. Я услышала хлопок выходной двери. Долгое безмолвие. Я осталась одна в чужом доме.

Ванная комната оказалась самой примитивной, унитаз нечистым. В воздухе висел неприятный запах мужского пота и сырости. Куда отправился Джон, когда он вернется, я не знала. Я сделала себе кофе, прошлась по дому. Потолки в комнатах были такими низкими, что на меня напало удушье. Я понимаю, это всего лишь фермерский коттеджик, но почему его построили для карликов?

Я заглянула в комнату Кутзее-старшего. Там горел свет, одна-единственная тусклая лампочка без абажура в центре потолка. Постель не убрана. На столике около нее – газета, сложенная так, что на виду остался только кроссворд. На стене – картина, любительская, изображающая построенный в стиле голландской Капской колонии белый фермерский дом, и обрамленная фотография женщины сурового обличья. Окно, маленькое, закрытое стальной решеткой, выходило на веранду, пустую, если не считать двух брезентовых шезлонгов и выстроенных в ряд горшков с засохшими папоротниками.

Комната Джона – та, в которой я спала, – была и побольше, и освещена получше. Книжная полка: словари, в том числе фразеологические, руководства: сделай сам то, сделай сам это. Беккет. Кафка. Неразбериха бумаг на столе. Картотечный шкафчик. От нечего делать я стала выдвигать ящики комода. В нижнем лежала коробка с фотографиями. Я порылась в них. Что я искала? Понятия не имею. Узнала бы, если б нашла. Но не нашла. Снимки были по преимуществу школьные: спортивные команды, общие фотографии классов.

От выходной двери донесся шум. Я вышла из дома, прекрасный день, сверкающее синевой небо. Джон выгружал из пикапа листы оцинкованного кровельного железа.

– Извини, что оставил одну, – сказал он. – Мне нужно было забрать это, а будить тебя не хотелось.

Я вытащила на солнышко шезлонг, закрыла глаза и погрузилась в сны наяву. Нет, я не оставлю моего ребенка, не брошу семью. А если все-таки? Что, если я махну рукой на Марка и Крисси, поселюсь в этом неказистом домишке, стану третьим членом семейства Кутзее, его придатком, Белоснежкой при парочке гномов – буду стряпать, мыть полы, стирать, может быть, даже крышу чинить помогу? Сколько пройдет времени, прежде чем зарубцуются мои раны? И сколько его пройдет, прежде чем прискачет мой настоящий принц, принц моих грез, который мигом признает меня, подсадит на своего белого жеребца и поскачет со мной прямиком в закат?

Потому что Джон Кутзее мои принцем не был. Вот я наконец и дошла до самой сути. Если вы, направляясь в Кингстон, задавали себе вопрос: «Окажется ли она еще одной из тех женщин, что по ошибке приняли Джона