Вот что такое Роберт Шуман.

И тогда вы будете делать перерывы в чтении Гофмана для того, чтобы послушать шумановскую «Крейслериану». В перерыве между актами моцартовской оперы выяснять, кто такие Эвсебий и Флорестан (ими по очереди воспринимал себя Шуман). Услыхав шумановский «Карнавал», вы будете вынуждены читать все книги о Никколо Паганини, а затем под впечатлением от прочитанного немедленно слушать музыку Паганини. Музыку дьявольского романтизма, из которого нам никуда и никогда не выйти.

А познав мир Паганини (о котором гениальный оперный композитор Джоаккино Россини сказал: «Это наше великое счастье, что Паганини не пишет опер, иначе никто не дал бы нам за наши оперы и ломаного гроша»), вы подвергаете себя опасности обрести потрясение, которого нам так недостает в жизни.

А попав в мир Паганини, вы рискуете никуда и никогда из него не выйти.

Разве что в шумановский «Карнавал» или в моцартовский «Дон Жуан».

Если вы за это время не соскучитесь по Гофману и не проглотите его феноменальную новеллу «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер».

В общем, заколдованный круг. Вы пропали.

По вечерам вместо того, чтобы следить по телевизору за движениями рулеток и «фабрик», где штампуют «звезд», или шоу с очередным политиком, который будет рассказывать вам, как вы должны думать и за кого отдать свой голос, поскольку альтернативы в стране нет, вы будете общаться с этими странными романтиками, слушать музыку, под которую невозможно даже танцевать.

Но самое ужасное, что с вами может случиться (особенно после ВНИМАТЕЛЬНОГО ПРОЧТЕНИЯ «Крошки Цахеса»), – если вы на мгновение отвлечетесь на телевизионный экран, а на экране светится тот самый политик, перед которым вы раньше (до того, как попали в шумановский заколдованный круг) преклонялись, то увидите этого политика внезапно по-другому – он будет походить на… (впрочем, читайте «Крошку Цахеса»!).

Роберт Шуман, его музыка, его личность – это начало великого заколдованного (скажем лучше – волшебного) круга, из которого, к счастью, нет выхода. Разве что в мир высочайшей Духовности и Культуры.

Именно этого вашего выхода так не хотят допустить политики и купленные ими за большие деньги телевизионщики.

Модуляция 20

Барокко

В шведском языке и сегодня если хотят сказать о каком-нибудь человеке, что он не в себе, то говорят так: Han Er lite barock (хан ер лите барокк). По-русски дословно это звучит так: «Он немного странный». Поскольку шведы не любят грубых выражений и заменяют их на минимально грубые (слово «немного» вместо «очень»), то недословный перевод на русский язык будет выглядеть так: «Он – того» (и крутим пальцем у виска).

Итак, до появления стиля архитектуры и музыки барокко слово это носило совсем не то значение, имело вовсе не тот привкус, который мы ощущаем в наше время, любуясь невыразимой красотой архитектуры барокко, слушая музыку Антонио Вивальди, Арканджело Корелли, Иоганна Себастьяна Баха и других гениев музыки барокко.

Как же случилось, что слово, имеющее довольно негативный оттенок, стало характеристикой целого явления в истории искусства Европы?

А можно ответить вопросом на вопрос?

Как случилось, что слово «готика», символизирующее для нас высочайшие достижения церковной архитектуры, в переводе с латыни означает ВАРВАРСТВО?

А разве это нормально, что художников, открывших новое виденье мира, называют «впечатленцами»? Слышали о таком направлении в живописи? Нет?

Тогда придется перевести это слово на французский язык, ибо Россия всегда была неравнодушна к Франции…Импрессионисты!!!

Вот какое пренебрежение к художникам выказали их первые зрители! Картины им настолько не понравились, что они нашли весьма обидное слово для характеристики этих «мазил».

Теперь мы намного ближе к ответу на вопрос, почему большая часть названий целых явлений в искусстве – слова большей частью пренебрежительные или порой откровенно ругательные.

У римлян, назвавших новый стиль архитектуры варварским, хуже, чем это слово («готический»), и слова-то не было!

А думаете, понятие «реализм в искусстве» звучало положительно? Вовсе нет.

Реализм ассоциировался с натурализмом.

Представляете себе? После сказок братьев Гримм, после Шарля Перро, Ханса Кристиана Андерсена, после «Золушек» и «Красных Шапочек», «Дюймовочек» и «Снежных королев», волшебников и принцев, фантазий Гофмана, гётевского Мефистофеля (а попросту – дьявола), после дивных романтиков искусство вдруг залезает в какие-нибудь страшные парижские трущобы и начинает с почти физиологической точностью рассказывать о том, что герои едят, как они стирают белье, куда они выбрасывают мусор. Я еще стараюсь выбирать из всего описанного что-то поприличнее, а то ведь вообще нет на этих «реалистов» управы!

Да и «романтик» в отношении к гению звучало не лучше. Что может быть хуже – бесплодный мечтатель, фантазер, не желающий жить в этом реальном мире!

Итак, барокко – это стиль, проявившийся в архитектуре, изобразительном искусстве, а затем и в музыке к концу XVI века.

Для того чтобы понять барокко в музыке, нужно посмотреть архитектуру барокко и ее отличие от архитектуры готической.

Готический собор – это строжайшие линии, глубина, сдержанность, в какой-то мере – суровость.

Ничто не должно отвлекать верующего от главного назначения храма – места для молитвы в доме Бога.

Посмотрите на соборы эпохи барокко.

Все, чем только можно отвлечь, все, что только можно придумать, все виды украшений, все формы причудливых движений.

С точки зрения верующего, это – ненормальность.

Вот откуда и «барокко» («странный, вычурный, причудливый»).

И в музыке произошло то же самое. Тончайшие украшения мелодий, огромное внимание к опере (ибо именно в жанре оперы можно выразить причудливость взаимоотношений героев).

На смену строгим мелодиям Средневековья и мадригалам Ренессанса приходят мелодии концертов (помните: соревнования-согласия?). Ведь по сути концерт – это тоже своего рода спектакль, где роли играют не певцы, а музыкальные инструменты. Все искусство барокко – это театр.

Архитектура: церкви, дворцы; музыкальные соревнования – концерты, оперы.

Средневековые мистерии превратились в «Страсти» (Страдания) – грандиозные музыкальные произведения, рассказывающие о последних днях земной жизни Иисуса Христа.

Вершина Страстей – «Страсти по Матфею» И.С. Баха (правильный перевод с греческого не «по Матфею», а «согласно Матфею». То есть рассказ о страданиях Христа согласно изложению евангелиста Матфея).

Модуляция 21

Романтизм

Когда я писал о Роберте Шумане, о Никколо Паганини, об Эрнсте Теодоре Амадее Гофмане, я, по сути, серьезно и долго рассказывал о романтизме.

Не дай бог мне сейчас увлечься и превратить книгу в разговор о романтизме.

В музыке