– А как насчёт?!..

– Повезли в операционную. Хоть это от души отпустило, – довольная Танечка чмокнула приятеля. – Ты б спустился вниз от греха. А то как бы начальство в отделение не заявилось. Референт! – она фыркнула.

Алька приобнял девчонку.

– С меня турбаза, – пообещал он щедро.

Оська со Светкой были на тех же местах. Накричавшаяся Светка дремала, положив голову на плечо мужа. Оська сидел, боясь шелохнуться. Алька подсел.

Светка встрепенулась, подняла голову.

– Что? Так утрахался, что прерваться не мог? – неприязненно бросила она. – Два часа тебя прождали. Сейчас-то чего притащился? Без тебя всё сделали. Повезли уж в операционную.

Оська примирительно вздохнул:

– Светочка такой шухер устроила! Похоже, всё начальство подняла.

Зазвонил телефон на посту. Суровая медсестра сняла трубку. Положила.

– Ну вот видите, мамаша. Сделали операцию. Всё как положено. А вы тут скандалили, людей попусту отрывали. У нас плохо не бывает.

Она по-доброму улыбнулась.

– Сука ты, – ответила Светка.

В холл спустилась и направилась к посту процессия в белых халатах. Медсестра поспешно поднялась, принялась оправляться.

К Граневичам подошёл залысый худощавый старик в халате – с набрякшими мешками под глазами. Свита остановилась в трех шагах. Среди сопровождающих Алька узнал Ваську Липатова.

– Главврач Гальперин, – представился старик. – У вас девочка с аппендиксом?

Светка и Оська, не сговариваясь, вскочили.

– Операция прошла успешно, – поспешил успокоить он.

Светка сглотнула:

– Мне… можно? Она там одна.

– Да, да, конечно. Матерей допускаем. Можете до утра с ребёнком побыть. Как раз свободная койка рядом, – разрешил он.

Скосился на пост. Медсестра стояла, вытянувшись, с браво вздёрнутым кверху подбородком.

– Почему до сих пор мать не пропустили?

– Так… скандалит, – невнятно объяснилась та.

– Обеспечьте, – холодно отчеканил главврач.

Медсестра, будто переключили реле, благожелательно закивала, приобняла Светку.

– Пойдёмте, мамаша. Сама и провожу. Только халатик, как положено, наденем… – мурлыкая, повела её внутрь.

Алька прихватил за рукав Липатова:

– Ты здесь откуда?

– Назначен заместителем главврача.

Алька не успел удивиться. Липатова подозвал Гальперин:

– Вы ответственный за праздничное дежурство. Почему бригада пьяная?.. Вы хоть знаете, что если б люди не забили тревогу, произошла бы трагедия?

Липатов приготовился оправдываться. Гальперин оборвал:

– К утру, чтоб у меня на столе была докладная по всем обстоятельствам происшествия. Детальная!

– Слушаюсь, – Васька закивал. – Обеспечу со всей партийной прямотой и искренностью.

Главврач поморщился:

– Достаточно просто добросовестно. Возьмите записку, что мне передали из управления. Подготовьте справку о реагировании. Инициатор проверки: референт министра Поплагуев. Знакомая как будто фамилия. Ничего не говорит?

Васька глянул, округлил глаза, зашептал возбуждённо, тыча пальцем в Альку.

Удивлённый Гальперин подошёл вплотную.

– Так это вы шумиху насчёт «Огонька» подняли?

Алька покаянно склонил голову.

– Да он, конечно. Больше некому, – не умолкал Васька. – Баламут, каких поискать. Ему что референтом, что министром представиться, – как два пальца… В прошлом году в посольство Иордании…

– И хорошо сделали, – неожиданно произнёс Гальперин. – Чрезвычайно вовремя. Аппендикс прямо на операционном столе в руках растёкся. Ещё б чуть-чуть…

– Ой! – вырвалось у посеревшего Оськи. Гальперин вгляделся.

– Вы ж отец! – спохватился он. Сверился с документами. – Граневич. Не Главный инженер химкомбината?

Оська кивнул.

– Так что ж вы!? Вы б вместо крика лучше б сразу представились, – попенял Гальперин. – Наверняка всё бы разрешилось. Для Главного инженера комбината забегали бы… А для просто Граневича, выходит, можно и не торопиться.

Он вновь прошёлся тяжелым взглядом по сопровождающим.

– Во всяком случае, могу заверить, что случай ваш безнаказанным не останется.

В глазах вдруг мелькнула догадка:

– Погодите! Раз Вы Граневич? И – Поплагуев… – неожиданно тепло улыбнулся. – А пошли ко мне, ребята…

Оживившийся, повёл обоих на второй этаж. Оська с Алькой недоумённо переглядывались. Гальперин заметил.

– Меня среди ночи подняли, – объяснился он уже в кабинете. – Как и всех остальных главврачей по городу. Только таблеток перед сном наглотался… И тут вдруг нашёлся референт на мою голову. Вот и хожу как зомби, – он помассировал морщины на лице. Извлёк из бара бутылку «Камю», рюмки, разлил. – Вот ведь как довелось… Что рты пооткрывали, ребятки?.. Помянем Анатолия Фёдоровича. Он мне часто о вас рассказывал. Ты ведь тот самый Алька!?.. Очень он тебя любил.

– О Вас дядя Толечка тоже часто говорил, – Алька махнул рюмочку. – Что вся Шестая больница, все корпуса вашей энергией выросли.

– Моей, – подтвердил Гальперин. – С его поддержкой. Я строил, он пробивал согласования. Сядем, бывало, у меня в кабинете, коньячку с лимончиком, вот как сейчас, примем. Обсудим, где загвоздка, чего не хватает, кого подключить. Даже не каждый месяц. Бывало, и по полгода не виделись. Просто знал, что Толик где-то рядом. Если что, подопрёт. Вспомнишь, и сам крепче становишься. А ныне рухнула стена… – он прочувствованно рыкнул. – Да и мой черёд недалеко. Давно уж на пенсию выпроваживают. Это-то пусть. Всему время. Но ведь хороших ребят подготовил на смену… Нет. Поназначали каких-то мутных замов…

Он поднялся, подошёл к посветлевшему окну, за которым туманными утёсами начали проступать силуэты больничных корпусов. Слева крыло лечебной пятиэтажки, справа – углом – онкологический корпус, у решётки – патологоанатомическое отделение с моргом, далее, по дорожке – поликлиника.

– А впрочем, главное сделано… Ну, пацаны, посошок… А то мне уж пора на работу собираться. Пока ещё доберусь.

Подмигнул. Вытащил бритвенный прибор, полотенчико с петухами.

В предбаннике нервно расхаживал Липатов. Подскочил:

– Что дед, гонит на меня? Бочку помоев, поди, налил? Копает и копает. А чего копать? И так уж три десятка лет побанковал. Хватит. Пусти других порулить. Нет, вцепился как клещ. Уж вроде по-всякому пытаюсь закантачить. Жене на день рождения «Кристиан диор» добыл. Чего больше? А этот знай нудит: – Вы своей должности не соответствуете. Вот откуда он знает, соответствую я или нет. А тут такой козырь в зубы – пьянка!.. И за что невзлюбил? Ну ничего, ещё поглядим, кто кого через бедро кинет, – Васька потряс рукой. – Я тоже вёрткий.

Он постучал в дверь кабинета, деликатно приоткрыл:

– Разрешите, Исаак Михайлович?.. Хочу посоветоваться насчёт сегодняшнего ЧП. В смысле – проекта приказа.

Дверь за ним закрылась.

– Смотри как лезет, сорняк! – подивился Алька. – Ведь никто и звать никак. А вот, помяни, ещё и в министры выйдет.

– Не дай Бог, – отреагировал Оська. Но сам же знал, – даст. Не этому, так другому. Сорняки ныне густо попёрли.

В коридоре Оська дёрнул товарища за рукав.

– Насчёт того, что умереть могла, правда? – придушенно спросил он.

Алька приобнял друга:

– Только Светке не говори. А то заново возбудится. Знаешь, женские нервы.

Оська благодарно потёрся лбом о плечо товарища. Вытер испарину.

– Я бы выпил, – предложил он.

– Тогда к тёте Тамарочке! – обрадовался Алька.

– Разбудим! – Оська показал на часы.

Алька горько усмехнулся. Тётя Тамарочка теперь спала урывками.

Они вышли на крыльцо.

Алька широко раскинул руки.

– Перестро-ойка! – провозгласил во всю глотку.

В темноте заскулила собака. Алька заскулил следом.

– Ты что? – удивился Оська.

– Понятия не имею. Но кто бы знал, как мне всё обрыдло.

Через несколько месяцев Исаак Михайлович Гальперин был уволен на пенсию.

В декабре на область обрушились аномальные, за сорок градусов, морозы. Деревья, дома, тротуары стояли заиндевелые. Малейшее колыхание