– Пересажать бы на самом деле негодяев-фальсификаторов! – почти простонал прокурор. – Гутенко твоего в первую голову… Да и Окатова. Объехали на кривой кобыле… Умер, умер. Вот тебе и умер!

– Так посадите злодеев. Громкое дело. Прокурор в шоколаде.

Михаил Дмитриевич пытливо глянул на Клыша, – насколько тот знает об истинной роли облпрокурора. Знает, конечно. По наглым глазищам видно, – в открытую презирает.

– В этом деле государственные интересы сошлись. И мой тебе совет, Даниил, не при буром на ворота, – посоветовал Михаил Дмитриевич. – Целее будешь. Дошло?

Данька усмехнулся.

– Давно уж дошло. Дядю Толечку не вернуть. А дело начисто перерисовано. Так что молитесь, чтоб татары ему заново ход не дали.

Он многозначительно постучал по оставленным копиям. Склонился в дурашливом мушкетёрском поклоне:

– Засим, Ваше преосвященство!

– С огнём играешь, Даниил! – прохрипел Михаил Дмитриевич. – Гляди, заиграешься так, что и я не спасу.

Дверь закрылась.

– Ловкий, мерзавец, – прорычал Михаил Дмитриевич. – Обложил. Да так, что я ещё и благодарить должен.

Клыш спустился в морозный ночной двор. Расслабленный, полусонный, дошёл до своего подъезда.

От скамейки, возле песочницы, отделилась тень.

– Мог бы и вовремя возвращаться. Я уж час как дожидаюсь, – произнесла тень капризным голосом. – Ну что уставился? Дай хоть куртку. Не видишь, девушка продрогла? Может, и как зубы стучат, не слышишь?

Голос Кармелы дрогнул.

Данька сглотнул ком, ухватил ее за узкие плечи, притянул к себе. Почувствовал, что она вся промороженная. Подхватил на руки.

– Данька! Я тебе большую тайну скажу, – Кармела облегченно засмеялась. – Я такая дура!

Стараясь не обнаружить потекшие слезы, спрятала лицо на его груди.

В квартире он прислонил свою добычу к стене. Помчался на кухню. Налил в фужер водки.

Вернулся в прихожую. Кармела стояла всё на том же месте со сжатыми кулачками. Её колотило. Теперь Данька и в самом деле расслышал, как мелко стучали зубки. Разжал рот, наклонил фужер.

– Пьём и не дышим! – потребовал он. Водка полилась в рот. Кармела механически глотала, не чувствуя вкуса. Лишь выпив почти всё, закашлялась.

– Что это?! – она скривилась.

– Лекарство, – ответил Клыш. Принялся раздевать её. Шубка, сапоги, следом, рывком, колготки со всем, что под ними.

– Что вы себе позволяете? – хихикнула Кармела.

– Разве лучше схлопотать воспаление лёгких? – ответил Клыш. Стянул через голову джемпер и, не в силах удержаться, впился в губы. Ощутил ответное подрагивание. Перебросив гостью через плечо, понёс в комнату, на застеленную верблюжьим одеялом софу. По дороге неловко сбил набок настольную лампу – без плафона.

Два тела сплелись в жадный клубок, который принялся со стоном кататься по всей ширине софы – от края до края.

Через какое-то время Клыш учуял, что потянуло дымом.

Скосился. То затлел угол верблюжьего одеяла – под жаром свалившейся на него раскалённой лампы.

Данька простонал в досаде. Необходимость прерваться выводила его из себя.

Посмотрел вниз, – Кармела тревожно втягивала носом воздух.

Дым начал заполнять комнату, – одеяло уж не на шутку разгоралось.

– Как ты? – спросил он, задыхаясь.

– Сгорю, но не отпущу! – ответила ведьма. Ногти её сильнее впились в тело любовника.

Они всё-таки успели кончить, прежде чем пожар разгорелся. Клыш схватил горящую тряпку в охапку и, кашляя и обжигаясь, помчался в ванную.

Когда вернулся, окно было распахнуто. В квартиру вползал мороз. Голая Кармела лежала на спине и хохотала.

– Клышка, ты что-то с чем-то! – объявила она пьяным голосом.

Повернулась набок и заснула. Впрочем, ненадолго. Отоспаться ей в эту ночь было не суждено.

За завтраком Кармела отмалчивалась, понурая. Клыш тревожно приглядывался.

– Ты – моя?! – рубанул он, наконец.

– Зачем спрашиваешь? – Кармела поддёрнула плечиком.

Данька вытащил запасной комплект ключей:

– Владей!

Кармела покорно кивнула. Убрала в сумку.

Вечером, когда вернулся он с работы, то задохнулся от счастья. Кармела уж ждала его в прозрачном белье, подрагивая от нетерпения. На журнальном столике была сервирована закуска.

Потом Кармела ушла в ванную. Данька, счастливо опустошённый, курил на кровати.

Она вернулась, – одетая, скорбная.

– Я ухожу, Данечка, – сказала она.

Данька, сделавшийся мелованным, сел на постели.

– Сам знаешь, я люблю тебя, – сообщила она, как само собой разумеющееся. – Всегда – только тебя. С тобой одним мне хорошо! Это ты знаешь?!

Данька хмуро отмалчивался.

– Если б ты тогда, хотя бы дал знать… Я б стала тебе самой преданной, самой на всю жизнь!.. Но сейчас я не могу его бросить.

Клыш скривился:

– Какие-то завихрения. Любишь меня, не можешь бросить другого. Объяснись для дураков. Может, он бессильный калека, которому некому судно подать?

– Зачем ты так?! – с мольбой вскрикнула Кармела. – Да, калека. Только иначе. Понимаешь, я дала ему надежду. Оживила его! И теперь я для него всё. Вхожу, и у него будто лампочка вспыхивает. А он удивительный талант. Хирург от Бога! Да что хирург? Исследователь! Понимаешь, он мне показывал свои наработки. Одна удивительней другой.

Она заторопилась. Полезла в сумочку, отставила.

– Новая технология замены сердечного клапана! Сейчас на открытом сердце делают. Попросту пилят грудь! А он хочет, чтоб через бедренную артерию вводить тонюсенькую штучку вроде иголочки – с воздушным мешочком. Подгоняют к клапану. Протыкают. Мешок взрывается – и – бац! – клапан выпрямляется.

Она сделалась вдохновенной.

– Конечно, это всё пока на бумаге. Но ведь и космос начали с бумаги!

– Можно без лектория? – процедил Клыш. Она будто в него самого вгоняла иглу. Только не в бедро, а в мозг.

– Не будь злым! – попросила Кармела. – Как ты не поймёшь? Оставить его сейчас – как разрушить. Его просто не станет. Был – и нет. И ничего, что он придумал, не будет. Я, если хочешь, зажгла его. Дала надежду. И, если брошу… Тебе надо, чтоб я день и ночь об этом помнила?

– А меня разрушить не жалко?

Кармела бросилась на колени. Прижалась.

– Ты сильный, Данечка. Ты-то переживешь. Тебе даже легче, чем мне.

– Эва! – Клыш удивился.

– Конечно, легче! – горячо заверила его Кармела. – Ты-то будешь и дальше искать. И когда-то, да найдешь. А я обречена… Ну, хочешь, останусь? Скажи, хочешь?

Она шагнула обнять. Наткнулась на выброшенную шлагбаумом руку.

– Вовсе ничего не скажешь?

– Ключи не забудь кинуть на трюмо, – напомнил Клыш.

На работе по поводу обстоятельств исчезновения пациента из больницы к Клышу не подходили, не вызывали для объяснений. Будто ничего не было. Но и назначение начальником районного следствия не состоялось.

Последнее, впрочем, Клыша нимало не расстроило. Вопрос для него в рамках милиции давно уж стоял не «кем стать», а «для чего быть». И на этот вопрос ответа не находил.

Уголовное дело по ДТП на Эммаусском посту ГАИ по истечении отведённого срока было приостановлено. Вынесено постановление о признании сбежавшего гражданина Кучумова обвиняемым по ст. 211 ч. 3 УК и объявлении в розыск. Однако копия постановления для исполнения в оперативные службы передана не была. Дело, как все схожие у Гутенко, легло под спуд.

После смерти мужа Тамара Земская сильно переменилась.

Почти не бывала на улице, много лежала. В раковине – невиданное дело – стала скапливаться грязная посуда, в пепельнице –