прямо сказал, что не хочет более служить во дворце и ищет новое место. Работа в ведомстве по надзору за заклинателями в ту пору казалась ему бессмысленной, а существование самого ведомства – унизительным и для самих служащих, и для заклинателей. Для всех здравомыслящих людей. После похорон Шоуцзю Цинь Мисюин обещала помочь, и Иши вполне уверенно подал прошение императору о прекращении службы в ведомстве.

Он знал, что Его Величество помнит тот разговор в парке наутро после переворота: Чэнь Шэньсинь еще в бытность принцем доказал, что не забывает о важных деталях. Сразу после молодой чиновник собрался и уехал из дворца: хотелось побыть с братом, с семьей, привести мысли в порядок, в конце концов. Официальное письмо не заставило себя долго ждать: рукой одного из старших писцов в нем был выведен приказ о назначении чиновника восьмого ранга Си Иши, бывшего служащего ведомства по надзору за заклинателями, на должность полномочного представителя императора в клане Цинь Сяньян с повышением ранга до четвертого и обязанностью подчиняться только главе клана и самому императору. В приказе также говорилось о расформировании ведомства как утратившего необходимость и создании вместо него Совета по внутренним делам, в который теперь входили полномочные представители императора в каждом клане и главы кланов. В приказ была вложена подвеска из лазурита – знак четвертого ранга, а приписка в самом низу документа гласила: «Как бы ни был красив пион, его должны поддерживать зеленые листья». Иши видел почерк Его Величества всего один раз: когда тот, еще будучи принцем, прислал ему записку с просьбой помочь с лекарством, – но не сомневался, что это написал он. То ли извинение, то ли напутствие. То ли предостережение.

Об этом Иши тоже брату не сказал: начались бы вопросы, на которые он не нашел бы ответа. О Феникс и Дракон, с каких пор у него появилось столько тайн от эргэ? Иши кое-как успокоил свою совесть тем, что обязательно напишет домой и расскажет все подробно о новом месте службы, когда доберется до него.

А потом появилась та самая «монахиня», о которой когда-то рассказывал ему в письме Сяньцзань, с которой ушел Ючжэнь – и, видимо, навсегда. От природы рациональный и логичный, Иши не питал иллюзий, что младший брат поправится в один миг, некой божественной волей или особой милостью Небес. «Надейся на лучшее, готовься к худшему» – такой принцип оправдывал себя с течением времени все лучше.

Однако в груди все равно ныло. Его младший братишка, его А-Чжэнь, которого он подростком катал на плечах, с которым бегал наперегонки и запускал воздушных змеев… Который приходил к нему спать, испугавшись темноты и одиночества, когда Сяньцзань пропадал в лавке по делам. Которого последний раз Иши видел больше полугода назад, когда они собирались все втроем на Праздник фонарей[448]: редкий случай, когда ворота монастыря Тяньбаожэнь открывались для всех желающих. Музыканты исполняли прекрасные мелодии, артисты показывали представления о богах и древних героях, а монастырские повара пекли чудесные танъюань[449] с начинкой из сладкой бобовой пасты. Освещенные красными фонарями сады казались очень яркими, а белое одеяние Ючжэня в их свете – почти свадебным. Монастырский устав не запрещал создавать семью, если отыщется тот самый человек, достойный стать спутником на тропе самосовершенствования, и Иши искренне хотел увидеть сяоди в красном – не сейчас, конечно, но однажды. Эта девочка, Цю Сюхуа – могла бы она стать той самой? Время покажет. Если только сяоди выздоровеет и откроет глаза…

Он тогда пошел проводить ее, и у самых ворот они поговорили еще немного: чуть более откровенно, чем в присутствии Сяньцзаня и невестки. «Не подумайте, что я не готова отвести вас к брату, – сказала тогда Цю Сюхуа, – но я все еще жду, что он вот-вот очнется. Я так хочу первой встретить его взгляд, хочу, чтобы он смог встать и уйти оттуда на своих ногах…» Она замолчала и отвернулась, а потом тихо спросила про Шоуцзю: были ли похороны и можно ли ей почтить память шисюна, поклониться его могиле. Иши указал ей дорогу, и она быстро ушла.

Какая ирония! По сути, теперь у него остался лишь один брат, но и того он должен покинуть, потому что стеснять того присутствием дома не хочется, а во дворце находиться невыносимо.

Он уже написал Цинь Мисюин, что находится на пути в Сяньян: восстановление исконных земель решили начать именно с прежней столицы и расположенной поблизости старой резиденции клана, Скального Приюта; а там рядом и Долина тысячи трав, где спит в гроте Ючжэнь… Цю Сюхуа сказала, что грот легко найти: там всегда дежурят адепты, а у входа растет маленькое пока персиковое дерево, посаженное ее руками. Символ бессмертия, символ вечности, оберег от демонов, защита от зла.

Вот бы оно уберегло всю их семью. Вот бы им не пришлось больше никого терять.

Сейчас Иши наконец-то начал понимать это безумное, неукротимое желание Ючжэня помогать людям, нести им свет, избавлять от горестей и печалей. «Я не хочу, чтобы кто-то еще умер» – так, кажется, сказал он ему в один из их визитов в монастырь – еще совсем мальчишка, такой же добрый, какой и наивный, до сих пор не переживший до конца смерть обоих родителей.

Но теперь – теперь – Иши его понимал.

С каждым днем горы становились все ближе, а в душе его рос странный незнакомый покой, будто по мере удаления от столицы и привычного с детства Хофэя засыпали и совесть, что грызла Иши не переставая с того момента, когда он решил скрыть от близких судьбу убийцы, и тоска, и чувство неприкаянности, не покидавшее его после переворота. В Сяньяне его ждал А-Фань, по которому Иши неожиданно для себя успел соскучиться («пошел по стопам Сяньцзаня: призираю обиженных жизнью мальчишек»), новые обязанности и непривычный для столичного чиновника аскетизм. Но… так даже лучше. В повседневных заботах душевные раны не будут так сильно болеть.

Свой любимый письменный прибор, подарок Сяньцзаня, Иши забрал с собой: традицию писать брату письма на дорогой бумаге стоило продолжить, – а по пути купил еще один и бумаги побольше – для заметок на новой должности и для А-Фаня. Надо было обучить ребенка грамоте: может, удастся вырастить из него настоящего помощника, что не только убирать-готовить умеет, но и в документах разбирается. Подвеска из лазурита, поначалу казавшаяся тяжелее могильного камня, будто становилась легче с каждым оставленным за спиной ли. Резкое повышение в ранге и подотчетность самому императору давали ту свободу, которой Иши, пожалуй, так не хватало сейчас.

Возможно, общение с Цинь Мисюин и другими заклинателями поможет ему лучше понять и их самих, и себя, и жизнь дагэ, и то, как дальше жить в этом новом мире с таким грузом из прошлого и настоящего. Хань Шэнли обещал навестить его к Празднику весны, посмотреть, как друг устроился на новом месте. «Дворец Дракона почти рядом, соседями будем. И высоким горам не задержать облаков», – улыбнулся он на прощание, хлопая его по плечу.

«Что ж, главное – приносить пользу людям, а где – не столь уж и важно», – сказал себе Иши. Вспомнилась цитата из одного трактата, что он заучивал в свое время, готовясь к экзаменам: «Нельзя не искать правду, но нельзя действовать именем правды. Нельзя жить законами этого мира, но нельзя отворачиваться от жизни в этом мире»[450]. Кажется, только теперь он понял ее истинный смысл.

– Давай, Си Иши, чиновник четвертого ранга, полномочный представитель императора в клане Цинь Сяньян, – пробормотал Иши вслух, – докажи, что, какие бы дела ни замышлялись Небом, успех их зависит только от людей.

И подхлестнул коня: повозка уж очень замедлилась, пока возница предавался раздумьям.

* * *

Каждый день Его Величества императора Чэнь Шэньсиня начинался теперь с завтрака, за которым ему подавали на рассмотрение отчеты из министерств и ведомств, а также список чиновников, просящих об аудиенции. Сама аудиенция проводилась после завтрака в зале Мин тан: использовать для этих целей какую-либо из приемных Его Величество отказался наотрез, объясняя свое решение необходимостью постоянно напоминать чиновникам о силе императорской власти. Зал с троном Дракона подходил для этого как нельзя лучше. Раз в месяц в нем проводились Большой совет