– Вот как. Что ж, рад встрече. – Иши поклонился тоже.

Цю Сюхуа неторопливо села, расправила одеяние, положила меч возле. Глаз она не поднимала: складывалось впечатление, что она не знает, как начать разговор. Сяомин предложила ей чаю, и девушка схватилась за пиалу с явным облегчением.

Выждав для приличия около кэ, Сяньцзань все же спросил:

– Вы принесли нам вести об А-Чжэне, дева Цю? Все ли у него благополучно? Почему он не приехал с вами?

Спросил – и внутри все сжалось от нехорошего предчувствия, которое усилилось, когда Цю Сюхуа все же посмотрела ему в глаза. Ее взгляд был темен и печален.

– Боюсь, ваш брат пока не сможет навестить вас, господин Си.

– Что случилось? – почти прошептал Сяньцзань. Громче не получилось: перехватило горло.

– Вы, конечно, знаете о том, что появление чудовища грозило гибелью многим. Мой клан, Цинь Сяньян, участвовал в битве, многие полегли, еще больше людей пострадало, и даочжан решил, что должен им чем-то помочь, – она говорила негромко, явно пытаясь быть спокойной, но голос ее дрожал. – Он попытался совершить невозможное, призвать бога, самого Водного дракона, и уговорить его помочь людям…

– И у него получилось? – спросила Сяомин благоговейным шепотом.

– Я не знаю. – Цю Сюхуа впервые на памяти Сяньцзаня улыбнулась: растерянной, болезненной улыбкой. – Даочжан так и не вышел из медитации, такой глубокой, что подобна сну, и разбудить его не получается. Мне – нам всем – остается только довериться ему, принять его выбор и верить в то, что это было не зря. Это не могло быть зря! Он знал, что делает. Его вера… – Она запнулась. – Рядом с ним все становилось светлее и лучше. Я стала лучше.

– Где он сейчас? – торговец не узнал своего голоса.

– На прежних землях Сяньян, в одном из гротов. Не волнуйтесь, за ним присматривают адепты Хань Ин, и я всегда рядом с ним. Мне пришлось ненадолго его оставить, но я скоро вернусь обратно.

– Мне нужно его увидеть! – Сяньцзань не сразу понял, что вскочил, сделал шаг к двери; очнулся, когда Иши обхватил его за плечи.

– Эргэ, постой! Что должно было случиться, уже случилось, ты не заклинатель и не целитель, не сможешь на что-то повлиять! Мы навестим сяоди вместе, но позже, обещаю. А ты теперь не один, у тебя есть жена, ты же любишь ее, ты хочешь побыть с ней, правда ведь? Хватит! Остановись хоть на мгновение, не хватало нам потерять еще и тебя!

Он усадил Сяньцзаня обратно и втиснул в руки брату пиалу с чаем.

– Сяошуцзы прав, сяо Цзань, – тихо сказала Сяомин, подсаживаясь к супругу. – Ты слишком долго обо всех заботился, позволь теперь нам позаботиться о тебе.

– Я непременно отведу вас к даочжану, но не теперь. – Цю Сюхуа резко поднялась и поклонилась вновь, так низко, что волосами почти коснулась пола. – Не знаю, когда он проснется, но я его дождусь. И пока он спит, он будет в безопасности, обещаю вам. Я об этом позабочусь. Он жив, он дышит, и нам остается верить, что у него получилось задуманное. Теперь мне пора. Я не хочу, чтобы он был там один. То есть с Хань Ин, но… Простите, мне правда лучше уйти.

Она быстро направилась к двери, но Иши догнал ее на пороге:

– Я провожу.

Супруги остались вдвоем. Сяньцзань сидел, глядя на свои руки, и в голове его было тихо и пусто, как в старом погребе. В сердце вновь поселилась боль, она вцепилась и тянула, лишая с таким трудом обретенного мира и покоя.

– Сяо Цзань… – Сяомин обняла его, провела нежно по волосам, – людям и ста лет жизни не отмерено, а печалей хватает на тысячу. Тебе больно – я вижу, я чувствую, – но лучше так, лучше узнать сразу, чем мучиться неизвестностью. Короткая боль легче долгого страдания. Твой брат жив, о нем позаботятся, пока он не проснется. Я незнакома с ним, но знаю, как ты любишь его; тот, кого так любят, не уйдет из этого мира раньше срока. Мы обязательно навестим его, когда ты станешь сильнее, когда сможешь не утратить эту силу, поделившись с другими. Подумай о себе, циньайдэ, подумай о нас. Ты не один. Ты больше не будешь один. Что бы ни случилось.

От ее слов, от ее рук боль, вцепившаяся в сердце, ослабила напор, тихо растворяясь. Сяомин читала в его душе так легко, что порой становилось страшно; но этот страх больше не был страхом человека, боящегося одиночества. Возможно – только возможно, – однажды он сможет принять его; сможет понять, как можно быть в одиночестве, но не одному.

Любовь к братьям навсегда останется вместе с ним, в его плоти и крови; он никогда не перестанет думать о них и беспокоиться. Но чуть разжать пальцы, ослабить контроль, дать воздух и им, и себе он может. Может сейчас. Он не должен жить их жизнями. Он должен верить, что они могут справиться и без него.

Никто не запретит ему смотреть, как они шагают по своим дорогам, но лишь он один может идти по своей.

– Я постараюсь, циньайдэ, – выдохнул он, обнимая Сяомин в ответ. – Спасибо Небу, что ты со мной.

– Роль Неба, безусловно, важна, – ее теплый смешок прошелся дуновением по шее, – но главные шаги сделали друг к другу мы сами. И впереди еще долгий прекрасный путь.

* * *

«Выходишь из ворот – смотри на небо, входишь в ворота – смотри на лицо хозяина», – говорили древние.

С того дня, как Иши покинул родной дом, оставив брата с женой наслаждаться обществом друг друга, небо перед его глазами уже неоднократно меняло цвет, и на дальней кромке, у самого горизонта, все росла и ширилась цепь гор. Их зазубренные очертания Иши видел и в туманной дымке утра, размывающей их, как вода размывает рисунок тушью; и в тревожном закатном огне; и в слепящем полудне. Месяц росы[447] был в самом разгаре, холодные светлые дни сменялись стылыми темными ночами; Сяньцзань долго отговаривал брата от поездки, предлагал провести зиму в тепле, с ними, а в путь отправляться уже весной… но Иши отказался.

Отдавший лучшие годы жизни воспитанию двух малолетних братьев, эргэ заслуживал покоя и счастья как никто – как и возможности подумать о себе, пожить так, как нравится ему, найти то, к чему лежит не только разум, но и сердце. Иши ни в коей мере не собирался лишать его этой возможности: довольно с них всех.

К тому же впереди его ждали новое место, новые обязанности и А-Фань, которого он отослал с адептами Цинь Сяньян еще до того, как приехал к брату. И без того благодарный Сяньцзаню, Иши напоследок сделал для него то единственное, чего никто бы больше не смог: попросил Его Величество, чтобы советник Лан оставил в покое семью Си и свою родственницу, вполне счастливую в браке. Его Величество не отказал, более того, вызвал советника Лана прямо к себе и отдал ему приказ, не дожидаясь, пока Иши покинет комнату. Возражений не последовало, и молодой чиновник облегченно выдохнул.

Эргэ, конечно, что-то такое подозревал, но с присущей ему деликатностью не задавал вопросов. И прекрасно: Иши не находил в себе сил ни подтвердить свое вмешательство, ни опровергнуть. Достаточно было того, что тайна смерти дагэ навсегда останется между ним и Его Величеством; чиновник не стал ничего говорить даже Цинь Мисюин, пусть и был уверен в ее спокойствии и рассудительности больше, чем в братской.

Ни к чему всем им знать, что виновный в смерти Шоуцзю жив и вполне благоденствует. Это не даст им покоя – лишь отнимет его. Его и безопасность.

Знакомство с Цинь Мисюин, к слову сказать, состоялось вполне примечательно: она сама нашла Иши незадолго до церемонии восшествия на престол нового императора. Пришла и сказала просто: «Я рада познакомиться с младшим братом моего возлюбленного». Она же после всех торжеств настояла на том, чтобы сопроводить тело Шоуцзю на родину, и Иши был ей благодарен: в одиночку встретиться с Сяньцзанем по такому поводу у него, пожалуй, недостало бы мужества.

Она же помогла определиться с дальнейшими планами. Сяньцзаню Иши бы не смог, а ей