Я попытался отползти, но он схватил меня за ногу. Я пнул его в голову. Прежде чем я успел встать, он набросился на меня. Мы боролись, его сила против моей. Металл против плоти. Я сжал руку рутенца черной рукой, вывернул и выбрался из-под него. Затем ударил его головой об пол.

Бородатый светловолосый мешок кожи и костей обмяк. Боясь, что скоро появится подкрепление, я выхватил у мертвого экскувитора фонарь и побежал к каменной лестнице.

Иосиас и его экскувиторы контролировали верхние этажи, где находились мастерские и кладовая. Выше был тронный зал, где Иосиас вершил суд. Не было другого безопасного пути, кроме как вниз, поэтому я начал спускаться по винтовой лестнице. Все ниже и ниже, пока меня не овеял прохладный воздух Лабиринта. Не успел я оглянуться, как оказался в его черной пасти и прошел через железные ворота, ограждавшие туннели. За ними лежала настоящая тьма, но теперь не было светлячков, которые могли бы указать путь.

Действительно ли я хотел туда идти? Порой я мог бы поклясться, что никогда и не выходил из Лабиринта. Что все произошедшее с тех пор – лишь тени, танцующие на его древних, покрытых дегтем стенах в свете зеленых светлячков. Не было места, где я хотел бы оказаться меньше, и все же Лабиринт так сладко нашептывал мне.

Я не успел закончить мысль, как по лестнице сбежал рутенец, стуча булавой о стену. Погонится ли он за мной в глубину? Найдет ли свою жену и дочь у врат ада? Или мы станем двумя потерянными душами, блуждающими по извилистым пещерам, пока кожа не высохнет на костях?

Окровавленная и распухшая голова не остановила рутенца. Он размахнулся булавой и ударил меня в грудь. Я отпрыгнул в сторону и схватил его за горло, потащил вниз и выбил из него воздух. Булава выпала из его рук, пока он пытался вырваться из моей хватки. Я уже собрался свернуть ему шею.

Бок обожгла жуткая боль.

– Проклятие. – Я выпустил его и повалился на пол. Рутенец воткнул мне кинжал прямо в почку.

В слабом свете моего фонаря хлынула кровь. Рутенец окунул руку в кровь, стекающую с моего бока, как будто хотел убедиться, что она настоящая. Она пахла как металлическая тяжелая вода Священного моря. Моя кровь потекла рекой по холодной, твердой земле. Рана, без сомнения, была смертельной.

Он поднес кинжал к моему горлу.

– Кева! – окликнул голос из тьмы. Слаще, чем клубника. Голос Элли.

Я боднул отвлекшегося рутенца, разбив себе нос. Кинжал выпал из его руки, а он, спотыкаясь, вывалился за железные ворота. Я закрыл их и завязал цепью.

Мои силы иссякли, и я упал на колени. Мрачный рутенец вскарабкался по ступеням, затем оглянулся, посмотрел на меня ясным взглядом, поднялся на ноги и помчался наверх.

Я тоже встал. Зажимая рану, я побрел по туннелям. Через несколько мгновений я услышал звон стали. Должно быть, рутенец рубил топором цепь на железной двери. Страх погнал меня во тьму Лабиринта, и я молился, но не кому-то конкретному, чтобы успеть зайти подальше до того, как он прорвется внутрь.

31. Кева

Я рассек цепь топором. Дверь распахнулась.

Последний раз я был у входа в Лабиринт за несколько часов до того, как Михей убил Мелоди. И все же я только что слышал ее солнечный голос в пещере. Был ли он настоящим или это уловка джиннов?

Я надеялся, что Михей истекает кровью в агонии. Он это заслужил. Но нельзя просто бросить его в таком состоянии. Он выжил в стольких битвах – и я хотел убедиться, что эту он не переживет. Я пойду по его кровавому следу, чтобы разрубить его на куски и тут же вернуться.

Вглядываясь в черную пасть Лабиринта, я вспомнил, что эти извилистые пещеры ведут к вратам ада. Все души, добрые и злые, сначала попадают в Барзак, а затем Лат направляет их в один из тысячи миров рая или в адское пламя. Но я спустился бы в самый ледяной ад, если бы благодаря этому мог покончить с Михеем.

И все же я никак не мог шагнуть в темноту. Я знал, что, если пойду по кровавому следу Михея, могу навеки застрять в Лабиринте, и тогда меня поглотит безумие, овладевающее всеми, кто в него входит.

Я заставил себя шагнуть вперед. Почему я колебался? Почему мои ноги отяжелели, как молот кузнеца? Меня останавливал не страх.

Мне хотелось того, чего не найти в этом туннеле. Что можно найти лишь под солнцем и звездами мира живых. Я вспомнил, как она ущипнула меня за щеку, когда мы парили в небесах. Как бы мне хотелось, чтобы она была здесь и выдернула меня из этого кошмарного сна. Оттащила от края бездны.

Но ярость вела мои ноги дальше. Воспоминания о том, как Михей душил Мелоди, как заколол ее в горло, могли сдвинуть и гору. Я поспешил в Лабиринт, пока не успел передумать.

А потом споткнулся. И упал. Зацепился сапогом за камень и больно ударился при падении. Врезавшись коленями в крохотные камешки и пыль, я посмотрел вперед. Там было пусто. Лишь темные глубины. Я повернул голову и посмотрел на вход, который отдалялся, хотя я не двигался.

Я представил, что там стоит Сади и тянет ко мне руку, умоляя вернуться. Вот почему я не хотел идти дальше. Вот причина не жертвовать собой ради мести. Сади. Увидеть ее я хотел сильнее, чем убить Михея.

И я бросился к выходу, как будто он от меня убегал, а я догонял его. И казалось, за мной тоже кто-то гонится – огненный джинн из детской сказки, с рогами из лавы и раздвоенным языком, жаждущим отведать моей плоти. Но меня ждала Сади, вселяла надежду, и ее доброта светила мне маяком. Теперь вход был уже близко. Я прыгнул вперед и схватился за решетку. Закашлявшись, я перевел дух. Я вернулся с моста в ад – благодаря Сади.

Прежде чем подняться по лестнице, я обернулся в последний раз, твердо решив, что не отдам себя тьме.

Мне нужно было спрятаться.

На следующем уровне находилась буфетная. Я поднялся по ступеням и подошел к двери в конце изменившегося до неузнаваемости коридора. От крестеского пурпура на стенах у любого сирмянина пошла бы кровь из глаз. Что еще удивительнее, у двери буфетной лежали мертвые экскувиторы, в их разукрашенных доспехах дымились отверстия от выстрелов.

Я заглянул в дверь