В кондаке «На Благовещение»[933] Роман обращается сначала к материалу из Евангелия от Луки, где описывается явление ангела Гавриила Марии (Лк. 1:26–38), а затем к материалу Евангелия от Матфея, где рассказывается о желании Иосифа отпустить Марию, когда он узнал, что Она беременна (Мф. 1:18–19). Кондак, как обычно, начинается со вступления, за которым следует первый икос:

Вместе с архангелом Гавриилом давайте пойдем к Деве Марии

и поприветствуем Ее как Матерь и Питательницу жизни нашей,

ибо не только военачальнику подобает приветствовать Царицу,

но и смиренным позволено видеть Ее и обратиться к Той,

Которую как Матерь Божию все роды,

ублажая, воспевают:

Радуйся, смешения избежавшая! Радуйся, Девица, Богом призванная!

Радуйся, досточтимая! Радуйся, любезная и прекрасная!

Радуйся, Благообразная!

Радуйся, незасеянная! Радуйся, нетленная! Радуйся, Матерь незамужняя.

Радуйся, Невеста Неневестная!

Следующие десять икосов представляют собой диалог Марии и Гавриила. Архангел описан как имеющий огненный вид. Сначала он останавливается у порога дома Иосифа и произносит краткий монолог, в котором спрашивает: «Целое небо и огненный престол не вмещают моего Владыку, а Эта скромная Девушка — как Она Его примет?» Затем он входит в дом и приветствует Деву словами: «Радуйся, с Тобою Господь». Его светящийся облик не придал Деве смелости, и Она размышляла: «Кто тот, кого Я вижу?.. Явившийся имеет вид огня и человеческий голос…» Архангел успокаивает Ее и возвещает о рождении от Нее Господа: «…я пришел, чтобы принести Тебе Самого Создателя. Тебе надлежит родить Сына». Мария помышляет в Себе: «Он не знает, что Я девственница? Этому Я не верю». И спрашивает: «Как случится то, о чем ты говоришь?» Тут уже Гавриил смутился: «И здесь мне не поверили. Как недавно в храме, так и сегодня в доме молодой Девушки я нахожу недоверие. Одинаковым образом усомнились: там Захария, здесь Мария».

Дионисий. Благовещение. Фреска. XVI в. Ферапонтов монастырь

Диалог продолжается, и ангел напоминает Марии о том, как Бог осушил море и провел через него израильский народ. Мария не понимает, какое это имеет к Ней отношение, но ангел объясняет, что это чудо было прообразом того, что произойдет с Ней. В конце концов Дева говорит: «Пусть для Меня будет так, как ты сказал… Я Раба Того, Кто тебя послал».

Ангел удаляется, а Девица зовет к Себе Иосифа и говорит ему: «Где был ты, мудрец? Почему не оградил Мою девственность? Ко Мне прилетел некто крылатый и вручил Мне обручальный подарок — жемчуг в уши; он повесил некие слова, как серьги на Мои уши». Иосиф, напуганный, удивленный и изумленный, спрашивает: «Откуда Эта Девушка? Она мне сегодня кажется не такой, как вчера… Я вижу зной и свет, рай и пекло, дымящуюся гору (Исх. 19:18), божественный цветок зеленеющий, грозный престол (Ис. 6:1), милостивое подножие Всемилостивого. Ту, Которую я принял, я не понял».

Далее в речи Иосифа обыгрывается образ неопалимой купины, один из традиционных прообразов Богородицы:

Тем временем Иосиф, никогда не знавший Деву, пред лицом Ее славы,

встав, ужасался, и, завороженный сиянием Ее облика,

сказал: «О, светящаяся, я вижу пламя и жар, который Тебя окружает;

я этим поражен, Мария! Защити меня, не сжигай меня!

Жаровней, наполненной огнем, вдруг стало

Твое непорочное лоно.

Умоляю, чтобы он не расплавил меня, пощади меня.

Ты хочешь, чтобы я, как прежде Моисей, снял мою обувь (Исх. 3:5),

приблизился к Тебе, услышал Тебя и, выслушав, сказал Тебе:

Радуйся, Невеста Неневестная»?

Дева признается Иосифу, что забеременела, и рассказывает, что это произошло после того, как световидный ангел поприветствовал Ее: «И вот именно это приветствие, наполнившее Мои уши, совершенно просветив Меня, провозгласило Меня беременной. Я, конечно, не почувствовала зачатия этого зародыша, но вот Я ношу плод, и, как видишь, девственность Моя осталась неповрежденной». Иосиф верит Ей, но считает, что священники, «люди опасные и подлые», ему не поверят, если он перескажет им эту историю. Поэтому он решает Ее тайно отпустить: «Я искренне желаю не выставлять Тебя на позор, ибо я люблю Тебя как дочь и опасаюсь народа. Тот, из-за кого я Тебя отсылаю, имеет власть оправдать меня, если захочет, и я Тебе скажу: радуйся, Невеста Неневестная!»

На этом кондак в дошедшем до нас варианте (а сохранился он в единственной рукописи XI века) заканчивается. Издатель греческого текста Ж. Гродидье де Матон предполагает, что было еще несколько икосов, которые содержали завершение истории, включая явление ангела Иосифу и его решение не отсылать от себя Деву[934]. Возможно, переписчик решил их опустить, или они пропали по иной причине. Как бы то ни было, в его нынешнем виде кондак оставляет впечатление неоконченного.

Первый кондак «На Рождество Христово»[935] открывается вступлением, которое вошло в богослужение Православной Церкви в качестве рождественского кондака. В нем в кратких и емких формулах перечисляются основные события рождественской истории, воссоздается атмосфера праздника:

Дева сегодня Сверхсущностного рождает,

a земля вертеп Неприступному приносит,

ангелы с пастухами славословят,

волхвы же за звездой путешествуют,

ибо для нас родился

маленький Ребенок — превечный Бог.

Этот текст представляет собой словесную икону праздника. Подобно тому, как на иконе Рождества часто представлены события, происходившие в разное время (приход пастухов, поклонение волхвов, омовение родившегося Младенца, сомнения Иосифа и т. д.), в этом тексте разнородные элементы рождественской истории сливаются в одну поэтическую картину, написанную широкими мазками.

Первый икос вошел в богослужение в качестве икоса праздника Рождества Христова:

Вифлеем открыл Эдем — придите, увидим;

мы нашли наслаждение в скрытом [месте] — придите, получим

то, что [принадлежит] раю внутри пещеры;

там явился Корень не политый, произращающий прощение;

там явился Кладезь не выкопанный,

из которого прежде сильно желал пить Давид;

там Дева, родившая Младенца,

тотчас утолила жажду Адама и Давида.

Посему придем туда, где родился

маленький Ребенок — превечный Бог!

Рождество. Фреска. XIV в. Монастырь Высокие Дечаны, Сербия

Песнопение насыщено богословским содержанием. В нем воспроизводится идея, впервые высказанная апостолом Павлом в Послании к Евреям: ветхозаветные праведники жили ожиданием пришествия в мир Мессии Христа (Евр. 11:1–40). Это их ожидание сбылось, когда Он родился. Образ воды и жажды помогает Роману перевести эту богословскую идею в поэтическую плоскость.

За