Шрифт:
Закладка:
Буду ли Тебя питать млеком или буду Тебя славословить?
Ибо Богом вневременным (ἄχρονον) тварь Тебя проповедует,
хотя Ты и стал Человеком…»
Сочетание Божества и человечества в Младенце Иисусе — то, что более всего поражает в Нем старца Симеона. Духом Святым старец безошибочно распознает в Младенце, Которого берет на руки, Бога воплотившегося. В шестом и седьмом икосах он говорит:
«Ты — Начертание всесовершенное непостижимой Отческой ипостаси,
Светильник Неприступный,
Печать Божества неизменная, Сияние славы,
озаряющее истиной души человеческие,
Сущий прежде веков и все сотворивший.
Ибо Ты — Свет, далеко светящий,
свет Отца Твоего, неслиянный, неопределимый
и сверхразумный, хотя и стал Человеком…
Ибо Отец Твой по сущности Тебя не превосходит:
ведь Ты Ему единосущен и собезначален…»
В двенадцатом икосе автор кондака вкладывает в уста старца Симеона перечисление основных христологических ересей, с которыми Церковь боролась в V веке:
Вдохновляемый Христом, предвещаю Тебе,
что отсюда явится зна́мение пререкаемое;
знамением же будет Крест, который воздвигли
для Христа законопреступники.
Распятого одни будут проповедовать как Бога,
другие же — лишь Человеком,
благочестивые и злочестивые учения придут в движение,
и будут некоторые полагать, что Его тело небесное,
другие — что оно призрачно; одни скажут,
что от Тебя Он принял плоть бездушной,
а другие — одушевленной,
единый Человеколюбец.
Метафора запечатанных врат присутствует в речи Симеона, который говорит в девятом икосе:
«Все пророки проповедали Твоего Сына,
Которого родила Ты бессеменно.
О Тебе же пророк возглашал и возвестил чудо,
что затворенными вратами являешься Ты, Богородица,
ибо Тобою пришел и явился Владыка,
и не отверзлась, не подвиглась дверь чистоты Твоей,
которою прошел и [которую] сохранил неповрежденной
единый Человеколюбец».
Симеон Богоприимец с Младенцем Иисусом. Фрагмент иконы «Сретение Господне». XIV в. Византия
Сретение. Фреска. VII в. Церковь Санта Мария Кастельсеприо, Италия
Слова Симеона о том, что душу Девы пройдет оружие (Лк. 2:35), толкуются в тринадцатом икосе как предсказание о страданиях Девы при кресте Иисуса:
«Тайна же будет настолько пререкаемой,
что в Твоем уме возникнет колебание.
Ибо, когда увидишь пригвожденным ко кресту
Твоего Сына, Непорочная,
вспомнишь слова, сказанные ангелом, и Божественное зачатие,
и чудеса неизреченные — тотчас усомнишься.
Размышление же о страданиях будет для Тебя как меч.
Но после того пошлет Твоему сердцу исцеление,
ученикам же Своим — мир непобедимый
единый Человеколюбец».
Кондак содержит расширенное поэтическое переложение молитвы старца Симеона «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко» (Лк. 2:29–32). Однако, если в Евангелии Младенец безмолвствует, то в кондаке Романа Сладкопевца Он в семнадцатом икосе отвечает на слова старца:
«Ныне отпускаю тебя от того, что временно, друг Мой,
в вечные селения;
посылаю тебя к Моисею и другим пророкам: им всем возвести,
что вот, пришел Я, о Ком они предрекали в пророчествах,
и родился от Девы, как они предвозвестили…»
Мы видим, что центральным персонажем в кондаке является старец Симеон. Именно в его уста автор кондака вкладывает основные богословские мысли, касающиеся рождения Христа. Дева Мария в кондаке по большей части безмолвствует. Тем не менее богословская мысль автора постоянно вращается вокруг темы девственного рождения, и Дева остается ключевым персонажем истории Боговоплощения.
Обратимся теперь к кондаку «На брак в Кане»[956]. Он представляет собой поэтическое осмысление эпизода, содержащегося в Евангелии от Иоанна, где рассказывается о первом чуде Иисуса Христа, совершённом в присутствии и по просьбе Его Матери (Ин. 2:1–11). Диалог между Христом и Его Матерью составляет центральную часть кондака. Именно в этот диалог автор вкладывает размышление о значении догмата Боговоплощения для спасения людей.
Кондак открывается вступительной строфой, представляющей собой смысловой эпиграф ко всему произведению:
Ты, в вино претворивший как Всемогущественный воду,
владеющую мною печаль от прегрешений претвори в веселье,
[молитвами] Богородицы, Христос Бог,
всё сотворивший премудро.
Первый икос представляет собой размышление о девстве и браке, увязанное с изложением догмата о рождении Христа от Девы:
Девство почтил Бог, в утробу девичью вселившись;
бессеменно же в Ней родившись, не разрушил печати Ее чистоты.
Он же и Церковь, девственную, святую, выбрал Себе Невестой.
Итак, Матерь Христа — и Дева, и Невеста…
Далее гимнограф размышляет о значении девства и брака. Девственники, говорит он, рождаются от брачного союза, «ведь Родившая Христа как была Святой Девой, так и после рождества чистой Девой осталась, однако Ее Саму на свет произвел брак».
Затем он переходит к изложению евангельского сюжета и рассказывает, как Мария обратилась ко Христу с просьбой совершить чудо. Следует серия риторических вопросов автора Деве: «Из каких Его чудес Ты узнала, что Сын Твой может, не обрезав ни грозди, вином одаривать?»; «как, чуда не познав от Него, побуждаешь Его Ты на знамения?» На эти вопросы Дева отвечает:
«Послушайте, — говорит, — о други, все узнайте и поймите таинства.
Видела Я уже Сына Моего чудеса творящим и до этого чуда…
Я знаю, что не знала Я мужа, и Сына родила сверх природы и мысли,
и осталась, как прежде, Девой.
Большего ль чуда ищешь, человек, чем рождество сие?
Гавриил предстал мне, говоря, как Сей родится…
После зачатия видела Я Елисавету назвавшей Меня
Матерью Бога прежде рождения, Симеон же Меня воспевал по рождении;
славила меня Анна, волхвы же из Персии к яслям прибежали,
небесная звезда предвещает рождение,
и ангелы трубят с пастухами веселье,
и со всеми ликует творение.
Что еще больше знамений таких Я могу требовать?
Из них утверждаюсь в том, что Сын Мой есть
все Сотворивший премудро».
Следующие икосы представляют собой диалог между Христом и Его Матерью. Христос говорит: «Мой час не пришел еще». А Матерь спрашивает Его: «Ты, мерами часы смиривший, что часов ожидаешь, Мой Сын и Господь? Что Ты гадаешь время, правилом Утвердивший временам расстояния, Ты — Творец видимого и невидимого…» Христос, как бы не обращая внимания на Ее вопрошания, говорит: «Дева Честная,