отношение северных калифорнийцев к предполагаемым мишурным качествам южной части. Сакраменто, фермерский, текстильный и военно-промышленный центр на равнине между горными хребтами, был также столицей штата и домом для четверти миллиона человек. Это было место для процветания и сохранения анонимности. Как у пары, у них было время пустить новые крепкие корни. Ему было тридцать два, ей - двадцать восемь.

Они приехали со своей одеждой и примерно тысячей долларов наличными. Они сняли обветшалую квартиру в усталом районе; "Мерседес" Мэтти Рега, который Доминик намеревался продать, когда закончатся деньги, был самой заметной машиной в квартале. К счастью для него и к несчастью для налогоплательщиков, ему не пришлось этого делать, потому что, к его удивлению, семья смогла подать заявление и получить государственную помощь - достаточную, чтобы оплачивать аренду, кормить Камари и Доминика-младшего и содержать Доминика в Camels. Дениз, которая сейчас находится во втором триместре беременности, также получила бесплатное дородовое наблюдение.

В те времена в Калифорнии было легко получить пособие, так легко, что Доминик просто предъявил старые письма от врача из Управления по делам ветеранов, который лечил его от синдрома затянувшегося стресса в 1974 году и сказал, что по эмоциональным причинам он все еще не мог работать или хорошо общаться с людьми. Действительно, сказал он сотрудникам службы социального обеспечения, он не работал с 1973 года, когда его дядя закрыл автосервис, которым он управлял, - с этой работой он справлялся, потому что она находилась в помещении и не предполагала много общения с людьми.

Ирония этой коварной выдумки заключалась в том, что болезненные последствия войны, воспоминания о расчленении и кошмары, в которых артиллерийские снаряды сверлили дыры в его груди, прошли через два года после того, как он уволился из автосервиса и стал работать на дядю Нино на полную ставку, где требовалось много общения, человеческого и нечеловеческого. Он по-прежнему считал это "действием "той жизни"".

Худшее, что могло случиться, - это то, что ему удалось быстро сбежать через несколько дней после приезда в Калифорнию. Вместо того чтобы работать и, возможно, найти работу, которая будет ему по душе и на которую он сможет опираться, он снова превратился в умника - хотя и считал это пособие компенсацией за то, что Администрация по делам ветеранов пришла к выводу, что его кошмары не связаны с боевыми действиями, поскольку он не жаловался на них, когда его увольняли.

Когда ему нечем было заняться, а денег на кокаин, подружек и ночную жизнь не было, он начал посещать центр ветеранов Вьетнама в Сакраменто и узнал, что ветераны Вьетнама совершают самоубийства чаще, чем ветераны других войн. Он вызвался стать консультантом для мужчин, которые, в отличие от него, все еще испытывали проблемы. У его клиентов были похожие жалобы. Их призывали на войну с помощью грандиозных обманов, калечили в зачастую бессмысленных сражениях, а затем клеймили неудачниками; они чувствовали себя жертвами больной национальной шутки. Он пытался заставить их смотреть на войну так, как смотрел он сам: не стыдно служить или проигрывать; стыдно генералам и политикам, которые посылали их воевать со связанными за спиной руками.

"Тебе легко говорить", - сказал ему однажды один ветеран. "Ты вернулся домой героем, со всеми этими чертовыми медалями".

Доминик действительно чувствовал себя героем, по крайней мере героем войны, но никогда не признавался в этом. "Я никогда не пытался получить медаль", - сказал он. "Никто, кто когда-либо пытался получить медаль, никогда ее не получал. Это был инстинкт и выживание. В этом вся жизнь. Прикрывать спину".

Доминик принял активное участие в кампании, направленной на то, чтобы заставить правительство признать вызывающее рак действие "Агента Оранж", дефолианта, использовавшегося во время войны, и выплатить компенсацию ветеранам, подвергшимся его воздействию, как это было на холме 875. Со временем его центр собрал десять тысяч подписей под петицией, которая привела к коллективному иску против правительства, настаивавшего - несмотря на существенные доказательства - на том, что Агент Оранж не может быть связан с высоким уровнем рака среди ветеранов Вьетнама.

Вместе с другими ветеранами, входившими в комитет "Агент Оранж", Доминик построил деревянную хижину высоко в горах Сьерра-Невада. Это был дом на дереве для мужчин - настоящий, легальный социальный клуб "Ветераны и друзья". Единственные сделки заключались в продаже косяков марихуаны. В горах он чувствовал себя отстраненным от сотрясений Бруклина, но не совсем умиротворенным. Сакраменто казался ему переходным периодом. Его афера с социальным обеспечением была милой, но подрывала самооценку его самого и его семьи.

В мае 1980 года Дениз родила дочь, которую они назвали Мариной - как и Камари, это была косвенная дань уважения его матери Мари. Рождение Марины подтолкнуло его к действиям. Он сказал Дениз, что должен снова заняться своими делами. "Но не здесь, а в Лос-Анджелесе".

"Тебе обязательно снова возвращаться в "ту жизнь"?"

"Что мне делать, продавать обувь? Я же не собираюсь возвращаться в Бруклин. Люди там хорошо одеваются, но, как кто-то всегда говорил, "если они не из Бруклина, то они фермеры"".

Доминик рассмеялся, и Дениз тоже. Дядя Нино в ее муже - забавная черта, которую теперь, когда Нино благополучно остался в прошлом. Тем не менее ей не нравилась идея, что Доминик поедет в Лос-Анджелес один, и, справедливо спровоцированная самоанализом всех нынешних дебатов о женском освобождении, она была расстроена тем, что он всегда определял их повестку дня, не особо советуясь с ней. Однако она также устала от бедности и после почти десятилетнего брака была уверена, что он не собирается меняться. И хотя в частном порядке она начинала досадовать на его властную волю и манеру поведения, безопасность семьи была для нее превыше всего, поэтому она по-прежнему считала своего мужа просто негодяем, а не преступником.

Тем летом раз в месяц Доминик вычитал пятьдесят долларов из каждого чека социального пособия и отправлялся на выходные в Лос-Анджелес. Не имея возможности позволить себе более дорогие бары и дискотеки в Беверли-Хиллз, Голливуде, Вествуде и Санта-Монике, он решил тусоваться "за горой" - в по-прежнему шикарных, но доступных клубах на северной стороне бульвара Сансет и на Голливудских холмах, в районе долины Сан-Фернандо. Его "Мерседес" модели Rega, хотя и не был редким зрелищем, производил большее впечатление, и он снова представлялся людям как Доминик Сантамария.

Через несколько выходных в клубе La Hot кто-то, с кем он познакомился в баре, представил его кокаиновому дилеру из Колумбии. Доминик включил обаяние бывшего коммандос, и вскоре колумбиец, куда более крупный дилер, чем Паз Родригес, предложил ему работу в стиле Бруклина: взыскать долг - в данном случае шестьдесят тысяч