сторону. Ей было сложно понять хитроумные планы дейваса, а он явно что-то задумал.

– Мы в самом деле направляемся в Червен: поспорили с пани Итридой, кто больше денег просадит на ярмарке в честь Солнцестояния. Как думаете, пани Кажена, за кем будет победа?

Кажена вернула Марию сладкую улыбку и легонько коснулась его руки.

– При всех ее достоинствах Итрида вряд ли понимает размах Солнечной ярмарки. А вот ваша одежда сделана явно не из тех тканей, что шьют в Беловодье. Земляная кожа и красители из Саркела… Такую ковку застежек любят шеххи – отец рассказывал, что они взяли за образец строение клыков песчаных червей. Я слыхала, у некоторых тварей их больше сотни, – Кажена придвинулась еще на шажок и пробежала пальцами по железным вставкам на рукавах куртки Мария.

Болотник продолжал лениво улыбаться, но в зеленых глазах промелькнуло удивление. Кажена рассмеялась, опустила руку и отступила.

– Право, пан Зверобой, не стоит так удивляться. Мой отец – купец, и не из последних. А я хорошо умею слушать. И еще лучше – учиться.

– Красивая умная женщина – редкая драгоценность. Скажите, пани Кажена, вы, случаем, не знакомы с лаумой по имени Мирослава Жизнелюба? – Марий продолжал пристально смотреть на Кажену, а она поглаживала косу, улыбаясь ему и розовея румянцем на нежных щеках.

Итриде вдруг захотелось вырвать эту гладкую косу с корнем.

– Она иногда гостит в доме моего батюшки. А почему вы спрашиваете?

– Я несколько раз видел ее издалека. У вас одинаковая походка и осанка. Она тоже давала вам уроки?

Кажена польщенно опустила ресницы.

– Приятно, что мужчина способен разглядеть такие тонкости. Панна Мирослава и впрямь кое-чему меня обучила. Хотите, расскажу?

– Я бы с радостью послушал вас, пани, но нам с пани Итридой хотелось бы попасть в Червен до начала торгов.

– Ваш конь захромал, а значит, вам придется искать перемену. Вы потеряете время. Я могу предложить вам кое-что, но прежде хотела бы перекусить. Прошу, откушайте вместе со мной. Отказа я не приму!

Кажена повернулась к Итриде и Марию спиной, не дожидаясь их ответа, и подала знак своим людям. Они быстро расстелили в теньке ковры и набросали подушек. Расставили по серой ткани с вышитыми красными и синими обережными рунами кувшины с водой и мисочки со сладостями: орешками в меду, засахаренной клюквой, крендельками и баранками.

– Люблю путешествовать с удобствами, знаете ли, – Кажена изящно опустилась на ковер и поманила путников рукой.

– Я посмотрю, как там лошади, – хмуро сказала Итрида. Болотник только кивнул и последовал за Каженой.

Итрида не слышала, о чем они говорили, да и не прислушивалась. Она не умела играть в эти игры, зато глава Школы Дейва, должно быть, считал их детской шалостью.

– Тише, тише!

Золотистый конь заплясал, вставая на задние ноги, когда Итрида приблизилась к нему, но тут же споткнулся и едва не упал. Поднял морду к небесам и жалобно заржал. Огневица вытащила из кармана просоленную краюху хлеба и показала лошади. Ее черный приятель с интересом вытянул морду и принюхался, а потом боком, как играющая кошка, пошел к Итриде, но она отпихнула его наглую морду в сторону. Впрочем, тут же разломила краюху пополам и отдала половину чернявому. Чем-то они с Марием были похожи: оба высокие, красивые и наглые. Ее собственный скакун отбежал на пару шагов в сторону и замер. Черный сжевал хлеб в два счета, обнюхал пустую ладонь девушки и фыркнул в нее теплым воздухом. Потом потянулся ко второму куску, но она снова оттолкнула его и погрозила пальцем:

– Делиться надо, особенно с друзьями.

Конь встряхнул гривой, но будто бы понял Итриду и отошел. Склонил голову к сочной траве, сорвал несколько головок клевера и принялся лениво их пережевывать. Итрида маленькими шажками, держа хлеб на раскрытой ладони, двинулась к раненому скакуну. Он, мелко дрожа, косил на нее коричневым глазом. Она неотрывно смотрела на зверя и продолжала приближаться, пока не ощутила на ладони его горячее дыхание. Конь, совсем как его приятель, вытянул морду и обнюхал хлеб. Потом аккуратно, одними губами, взял его с руки. Итрида, осмелев, коснулась гладкой шкуры, обошла скакуна и нагнулась к копыту, тихонько уговаривая коня потерпеть и не лягаться.

В копыте застрял мелкий камушек. Крошечный осколок торчал, словно сломанный зуб из десны. Золотистый скакун жалобно заржал и дернул ногой, едва не вырвавшись. Итрида придержала пострадавшее копыто одной рукой, а другой вытянула из-за пояса тонкий кинжал, заменивший ее любимые листовидные клинки с желобком для яда. Впрочем, сейчас именно такое оружие пришлось как нельзя кстати. Камешек поддался легко, но конь вскрикнул от боли, когда Итриде удалось выковырять его из копыта, и все-таки вырвался. Она едва увернулась от удара копытом. Конек, прихрамывая, отбежал к приятелю.

– Итрида, ты заделалась лошадницей? – голос Кажены звучал насмешливо, но Итрида пропустила издевку мимо ушей.

– Конь захромал, – сухо отозвалась она. – Надо было помочь, вот я и помогла.

Кажена недовольно цокнула языком, но тут же расплылась в улыбке:

– Знаешь, твой друг обмолвился, что и вам нужна помощь. А я же добрая душа, отказать не смогла. Так и быть, подвезу вас до Червена. А еще приглашаю побыть моими гостями. Страсть как хочется послушать, как же вы повстречались с паном Миром – сам он лишь улыбается, но рассказывать не хочет, говорит, у тебя лучше получится.

Итрида посмотрела на Мария. Он едва заметно кивнул, заставляя ее принять приглашение Кожемяки.

«Тебе придется всё мне объяснить», – мысленно прорычала Итрида, и Марий опустил ресницы, принимая ее условие.

– Что ж… Не уверена, что глумец из меня выйдет лучше, чем из пана Мира, но предложение твое принимаю.

Глава 31. Червен

Червен неспроста звался Красным городом.

За ним синели Белые горы, названные так из-за пышных снежных шуб, укрывающих их почти по пояс. В Беловодье знали: в Белых горах живут снежные духи, которые спят с весны до осени, а с конца листопада пробуждаются и выметают из мира тепло и зелень, готовя его к приходу зимы. Кто-то поговаривал, мол, эти духи на самом деле – ветры, которыми управляют самовилы. Им возражали, что нет у крылатых такой силы, чтобы насылать снега на все Беловодье на несколько долгих месяцев. У ветров были имена – Ябаган, Духалган и Хиялган, – и были они братьями. В листопад приходил младший брат Ябаган. В грудень – средний, Духалган. И в первые дни студеня просыпался старший, Хиялган, самый злой и грозный брат.

У подножия Белых гор река Ветлуга, главная кормилица и дорога Беловодья, изгибалась, словно тетива натянутого