Навстречу из-за поворота, подымая легкие клубы пыли, вышел взвод матросов.

Владимир взял Светлану под руку.

Матросы прошли, поглядывая на них с дружескими усмешками и нескрываемой завистью.

На пляже было много народу— песка не видно. Решили побродить по берегу. Купили в ларьке булку, колбасы и свежих огурцов. Шли сначала молча. А потом Светка заглянула ему в глаза и заговорила торопливо:

— Ты не ругай меня очень, Володенька. Я чемоданчик потеряла. Потеряла, и все. Там ничего такого не было: купальный костюм и разная мелочь. А у вашего главного начальника глаза во-от такие сделались, когда я к нему явилась. «Я жена курсанта Федорова Владимира». А врать-то не умею. У меня, наверное, на лице было написано, что вру. Я, говорю, приехала издалека, повидаться. Отпустите моего мужа хоть на часок. А он на меня посмотрел, засмеялся, вызвал какого-то моряка. Дайте, говорит, Федорову увольнение на сутки!

Они шли, все время держась за руки, подбивая прибрежные камешки, и без умолку говорили, говорили обо всем и ни о чем. Им казалось, что если они замолчат, что-то нарушится. Владимир никогда еще не ощущал такого счастья, полного, безоглядного, немыслимого счастья. Если бы можно было остановить время, он бы крикнул: «Остановись!»

Они все шли и шли по берегу, уже последние купальщики остались позади, а они все шли. Море подкатывало к их ногам легкие шуршащие волны. Пекло солнце. Светка предложила:

— Посидим немного.

Сели на плоский горячий камень.

— Ну и жара, — сказал Владимир. — Искупайся, Света.

— Ужасно обидно. Первый раз на море, а купальный костюм тю-тю, в чемоданчике… — Голос Светы звучал жалобно.

Владимир огляделся. На берегу, кроме них, не было никого.

— Так искупайся. — Он покраснел. — Я отвернусь. Светка не отвечала. Колебалась.

— Хочешь, я совсем уйду?

— Нет, нет… — быстро откликнулась она. — Не уходи. — И тоже вспыхнула, но тут же решительно сдвинула брови: — Отойди в сторонку и отвернись.

Владимир отошел и честно отвернулся. Он не видел — угадывал, как торопливо, путаясь в складках сарафана, раздевается Света. Потом услышал испуганный всплеск — она заспешила в воду.

— Можно повернуться?

— Можно, — крикнула она издалека.

Он обернулся и увидел над водой ее голову и стыдливо прикрытые руками мокрые загорелые плечи.

Ему захотелось туда, в воду, к ней.

— Я тоже искупаюсь.

— Нет, нет! — воскликнула она испуганно. — Не надо. Ужасно соленая вода. Я сейчас вылезу. Отвернись, пожалуйста.

Владимир опять послушно отвернулся, слышал, как она отфыркивается, натягивая сарафан на мокрое тело.

— Ну вот. Можно… — сказала Света. — Чудо как хорошо. Спасибо тебе.

— Море не мое.

— Нет, нет, здесь все твое. Иди, купайся.

Владимир неторопливо разделся.

— Какой ты стал здоровенный! — сказала Света протяжно.

Он усмехнулся довольно, поиграл мускулами рук. Потом стремительно бросился в воду, презирая камни, больно бившие по ступням. Вода приятно освежала, но удовольствия от купания Владимир не получил. Хотелось на берег, к Светке. Проплыв несколько метров, он вышел из воды и растянулся возле ее ног на камнях.

В мокром, прилипшем к телу сарафане Светлана казалась прежней тонкой, беспомощной девочкой.

«Милая, милая…» — нежно повторял Владимир про себя, не решаясь произнести ласковое слово вслух, чтобы не спугнуть это нежданное трепетное счастье, от которого хотелось заплакать беспричинно, как маленькому, уткнуть голову в Светкины колени и плакать.

Светлана тронула пальцами его мокрые волосы.

— Знаешь, я, когда ехала сюда, такой и представляла нашу встречу. — Она помолчала, потом сказала тихо: — Я всегда думаю о тебе… Знаешь… Это очень странно, я так думаю о тебе, как будто ты — это я. Ужасно глупо. Сейчас мне очень хорошо, и я думаю про себя, будто я — это ты.

Он лежал, закрыв глаза, ощущая прикосновение ее пальцев, и молчал.

Палило солнце, жаром дышали прибрежные камни, плескалось море. Но Светлана не стыдилась ни солнца, ни камней, ни моря. Она взяла Володькину голову обеими руками, заглянула ему в глаза, в самую их глубину, и сказала:

— Я очень тебя люблю, Володенька.

— И я, — сказал Володя.

— Что и ты?

— Тоже…

— Что тоже?

— Я тебя тоже люблю.

Светка засмеялась:

— Вот так и скажи.

Он взял ее руку, перебрал пальцы, один за другим, и, решившись, прикоснулся к ним губами.

Он тоже не стыдился ни солнца, ни прибрежных камней, ни моря.

Потом они ели булку, колбасу, огурцы и все глядели друг другу в глаза и не могли наглядеться.

А потом солнце, чтобы остыть, влезло в море, небо запылало и погасло Высыпали звезды, им тоже хотелось посмотреть на человеческую любовь. Они позвали луну, и луна выплыла откуда-то из-за моря и разрезала его на две части зыбким серебряным ножом. И море разверзлось, обнажив сверкающую дорогу, которой не было конца.

Они бродили по берегу, держась за руки, и говорили, говорили, а когда спотыкались о камни, останавливались и целовались.

А потом, дурачась, стали нарочно спотыкаться. И все время сияющая дорога начиналась у их ног.

Весь мир, вся земля начинались здесь.

Так бродили они всю ночь. Когда посветлело небо и растаяли звезды, Света и Владимир поднялись на береговую кручу и долго смотрели, как розовеют виноградники и сгущаются тени от бетонных столбиков, к которым привязаны лозы. Из-за холма появился алый краешек солнца, оно росло, наливалось, потом в какое-то мгновение оторвалось от земли, вспыхнуло ослепительно, и все вокруг засверкало — и степь, и холмы, и море.

Света и Владимир стояли, зачарованные красотой народившегося утра.

Потом Света вздохнула прерывисто, будто после слез:

— Пора, Володенька.

На вокзале, стоя у вагона, он ничего не видел — ни людей на перроне, ни проводницы в белом кителе, ни вагона, — ничего, кроме широко раскрытых Светкиных глаз, в которых на мгновение промелькнула грусть.

— Ну вот, — сказала Света. — Когда узнаешь, куда тебя назначат, сразу напиши. Слышишь? Я все равно приеду, хоть на край света. — Она обняла его.

Лязгнули вагоны.

Владимир поднял ее и поставил на подножку двинувшегося вагона. И долго шел рядом, все ускоряя и ускоряя шаги.

…Владимир прижал холодные ладони к пылающим щекам, поднял голову. Была ночь, а солнце светило как днем, повиснув над горизонтом. Даже не верилось, что это то самое солнце, которое видело их тогда, на черноморском берегу.

Лохову было грустно.

Корабль шел мимо знакомых берегов. До того знакомых, что можно закрыть глаза и отчетливо представить себе каждый поворот, каждую сопку, каждую вышку на берегу. Вот скалы Черный Камень — они торчат из воды огромными, островерхими глыбами. Два года назад сигнальщики обнаружили здесь мину. Прямо по курсу…