Прошел месяц с того дня, когда мы приехали на джайляу. Я почти не расставался с Султаном. Благодаря ему мне не приходилось ломать голову над тем, чем бы заняться. В любую минуту к моим услугам были самые лучшие кони пастбища. Султан приводил и рысаков, и иноходцев. Целые дни проводили мы в седле.

Как-то утром, когда мама ушла доить коров, я лежал в постели и, опершись локтем на подушку, читал «Робинзона

Крузо».

За дверью послышался топот копыт и голос Султана:

— Эй, Кара Кожа! Ты жив?

«Опять не даст дочитать книгу»,— недовольно подумал я.

Султан уже входил в шалаш.

— Э-э, черт бы тебя побрал!— заворчал он.— Все, лежишь... Не надоели тебе еще книги?—Он

протолкнул руку к «Робинзону Крузо».

— Погоди, я отмечу страницу, до которой дочитал.

— Чего тут отмечать. До того места, где нарисован какой-то голый псих в чалме из перьев... Одевайся живей.

Смагул устраивает той. Поехали...

— Что за той?

— Вечно тебе нужно объяснять. Смагул недавно съездил в Москву, на выставку. Получил там грамоту. В честь

этого и устраивается праздник... Я привел тебе каурую кобылку. Ветер, а не лошадь...

Той удался на славу! В самый разгар праздника, когда мы с Султаном, тесно прижавшись друг к другу, сдавленные со всех сторон клокочущей, горластой толпой зрителей, следили за поединком силачей, старший тоя объявил:

— Начинаем борьбу ребятишек...

Я неплохо боролся. Кроме того, мне уже порядком надоело торчать в рядах зрителей и хотелось поразмяться

самому. Юркнув под руку какого-то старика с узкой и очень длинной бородой, я выскочил на середину круга и закричал:

— Я буду бороться!

— Молодец Кожа!

Старший тоя, Бекбулат, похлопал меня по плечу и крикнул, обращаясь к мужчинам из «Кызыл шекара», так назывался соседний колхоз:

— Давайте сюда вашего силача.

Соседи пошептались, и в круг вышел белолицый, долговязый парень лет пятнадцати, зеленоглазый и горбоносый.

Смагул и его приятели завопили:

— Отставить! Отставить! Какой же это мальчик? Его в армию призывать пора!

— Ровесника!

— Не по правилам!

Глава то я хотел было что-то сказать, но мужчины из «Кызыл шекара», в свою очередь, заголосили:

— Сила не имеет возраста!

— Никто не виноват, что у вас мальчишки мелкорослые!

— Тихо!— трижды хлопнул в ладоши старший.— Боритесь!

Моим любимым приемом было подцепить ноги противника изнутри и, как крюком, тянуть их на себя. Но с этим

долговязым парнем ничего нельзя было поделать. Я просто не мог дотянуться до его тощих ног и болтал своими

в воздухе.

Горбоносый сообразил в чем дело, отставил свои ножищи еще дальше и всей тяжестью тела налег на мои плечи.

Я попробовал сдвинуть противника с места. Куда там! Он оставался недвижим, как стенка дома. Видимо, надеясь

на силу своих рук, мой противник пытался поднять меня и свалить на бок.

Ну, я-то тоже не лыком шит. Каждый раз, когда он пытался приподнять меня, я припадал к земле и снова вскакивал на ноги.

До слуха моего доносился громкий хохот зрителей и крики:

— Давай, давай, Салдар! Приложи его хорошенько!

— Переломи длинного пополам, Кожа!

Вдруг в голову мне пришла отличная мысль. Я стал отходить к бугорку. Противник следовал за мной. Как только

мы очутились на склоне, я сделал вид, что наконец-то кренюсь на бок. Торжествующий Салдар утроил усилия и

налег на мое плечо всей тяжестью. Вместо того чтобы сопротивляться, я тихо скользнул на землю. Г орбоносый

перелетел через меня и со всего размаху шлепнулся на землю. Он не удержался на косом склоне и, перевернувшись несколько раз, растянулся на спине.

Наградой мне был взрыв хохота. Меня окружили люди из нашего колхоза и из «Кызыл шекара», хлопали по плечам, поздравляли, желали расти большим.

Бекбулат вручил мне премию — пятнадцать рублей.

Не успел я засунуть их в карман, как услышал крик:

— А-а, воришка! Попался мне наконец!

Какой-то мужчина схватил меня в охапку и потащил в сторону. Я пытался разглядеть его лицо и не мог.

Вытащив из толпы, этот человек взял меня за шиворот и несколько раз встряхнул.

Лицо мужчины показалось мне знакомым, но я никак не мог припомнить, где именно я видел его.

— Что вам от меня нужно?— повторял я испуганно и недоуменно.

Человек этот был, видимо, не на шутку разозлен. Он стиснул зубы. Пучок его черненькой бородки подпрыгивал от ярости.

— Он еще спрашивает?— протянул человек.— Оторву тебе голову, если она такая, что ничего не помнит!.. Это ты

выпил кумыс в моей юрте и украл каракулевую шкурку!

Да, теперь я признал этого человека. Тот самый пастух, что просил у нас с Султаном спички.

— Не брал я вашего каракуля,— буркнул я краснея.

— Наверно, шайтан незримо посетил мое скромное жилище и унес шкурку.

До вашего прихода она лежала на

месте. Исчезли вы — не стало и шкурки...

Вокруг нас успела собраться порядочная толпа.

— Пустите, это не я!— крикнул я, чтобы поскорей выбраться из этого положения. Не хватало еще, чтобы подошли

люди из нашего колхоза, которые потом расскажут обо всем маме.

— А кто же?

— Другой мальчик, который был со мной.

Чабан взял меня за плечи и строго посмотрел мне в глаза. По-видимому, он поверил мне, потому что, выпустив меня из рук, спросил:

— А где же он?

— Не знаю. Он стоял рядом со мной, когда началась борьба. Потом я ушел бороться...

В тот же момент я заметил Султана, который поспешно отвязывал коня. Жумагул следил за направлением моего взгляда и тоже увидел Султана. Вдруг он закричал:

— Держите, держите мальчишку!

Куда там! Только копыта застучали, только пыль

встала облаком, и через несколько секунд Чалый уже

достиг края поляны.

Жумагул бросился к коновязи. Оказывается, Чалый а пузатый конь пастуха были привязаны совсем рядом.

Погоня окончилась без успеха. Жумагул вернулся злой, потный, с расстегнутым воротом.

— Чей он парень?— спросил чабан.

— Сын коневода Сугура.

Послышалась музыка. Веселье продолжалось. Но я потихоньку отошел в сторону, сел на коня и уехал.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Рассказывает о том, как меня сфотографировали, и о том, что слава иногда может быть очень горькой.

Настроение у мечч было, сами понимаете, хуже чем самое отвратительное. Вот до чего довела меня дружба с

Султаном. При всем честном