Да, ничего не скажешь, беспокойными соседями были бесы. Порой поднимали гвалт на всю округу. Соседка Зоя Марковна долго терпела, не выдержала и закричала через забор:

– Ей-богу, я в полицию пойду! Пить пей, а скандал не поднимай! Житья не стало, уши болят.

– Иди, Зой Марковна, иди, – отвечал Матвей. – Я спасибо скажу.

Он бы и сам побежал за помощью в опорный пункт, но что может сделать деревенский участковый в мутной ситуации, от которой даже священник отступился? К обеду соседка собрала сумку и пошла на остановку ждать автобус в район, где жила дочь с мужем. Матвей об ее отъезде не жалел, а, напротив, ощутил облегчение. Конечно, у соседки удавалось иной раз перехватить в долг рубль-другой, но ее осуждающий взгляд время от времени пробивал дубленую шкуру нашего героя, отчего где-то в его утробе – животе или сердце – возникали малоприятные ощущения, нечто вроде позывов к душевной рвоте, с которыми он справлялся привычным способом: парой кружек хмельного.

В один прекрасный день соседский недоросль Сенька Калашников забрался в опустевший двор Зои Марковны и, прячась в кустах возле забора, принялся обстреливать из рогатки Бориса Николаевича, покоящегося в луже. Вряд ли бесам понравились острые камешки, посланные тугим жгутом, которые на близкой дистанции били ничуть не слабее полицейских резиновых пуль.

– Мотька, гаденыш, – проревел Магардон, – ты куда пропал?! Поймай засранца!

Матвей выскочил из дома, мгновенно оценил ситуацию, выметнулся из калитки и бросился за Сенькой. Даром что алкаш, а все-таки поймал стервеца, надрал уши, пригрозил:

– Еще раз тронешь кабана, скажу отцу. Он с тебя шкуру спустит.

Сам был бы рад ошкурить хулигана, но сосед не одобрит.

– Дядь Моть, я ни-ни, чесслово, только бате не сексотьте, – заныл Сенька.

Матвей отпустил его с миром. Мальчишка пустился бегом по улице, остановился возле Матвеева двора, выпустил по кабану несколько зарядов и помчался дальше. Матвею же крупно нагорело от Магардона.

Ох, не стоило сводить бесов вместе! Матвей тысячу раз пожалел о своей неосторожности. Если вспомнить, сколь настырно проявили себя враги рода человеческого за обозримую историю, воевать меж собой они могли до скончания века. Надо было срочно принимать меры. В одно из перемирий в бесовской войне Матвей опустился на нижнюю ступеньку крыльца и стал думать думу. Ничего путного в голову не приходило. Борис Николаевич подошел к Матвею и молча уставился на него с немым укором. Матвей понял без слов:

– Что делать, Боря, сам страдаю.

Он понимал, что его страдания не идут в сравнение с муками кабана, которые тот испытывал после начала войны между бесами, но помочь ничем не мог. Похоже, Борис Николаевич тоже его понимал и укорял не человека, а свою злосчастную судьбу. Оба чувствовали, что они заодно – два млекопитающих существа с горячей кровью против двух сущностей чужой природы и, возможно даже, бесплотных. К сожалению, они не могли сговориться. Даже в краткие минуты затишья Матвей не был уверен, что они с Борисом Николаевичем остались наедине и их не подслушивает кто-то из демонов. Долго ли, коротко шла война меж бесами, но все же закончилась. Кто из них победил, Матвею не сообщили, но все пошло по-старому. У них там, внутри, установились тишь да благодать.

К тому времени Матвей дошел до точки. Сил больше не было терпеть неволю и бесовский произвол. Настал момент, когда он вошел в хлев, где бесы отдыхали в привольно развалившемся на грязном полу Борисе Николаевиче, запер наглухо ворота, перекинул веревку через балку и закричал:

– Эй вы, сволочи, слушайте!

Борис Николаевич насторожил уши. Значит, слушают.

– Пипец вам! – крикнул Матвей. – Удавлюсь, а через неделю кабан от голода сдохнет. Будете в протухшей туше сидеть без жратвы и бухла. От Борьки одни косточки останутся. Тут и вы, погань, сдохнете. В тлене иль пустоте небось жить не способны…

Борис Николаевич поднялся на ноги и равнодушно проговорил голосом Магардона:

– Вешайся. Через пару дней кто-нибудь да придет узнать, куда ты пропал, откроет амбар. Что дальше будет, сам понимаешь.

– Хренушки вашей Дунюшке, – злорадно выкрикнул Матвей, взбираясь на пустой ящик. – Никто не придет. Народ мою хату за сто верст кругом обходит. Вас до смерти боится.

Борис Николаевич молчал. Очевидно, бесы совещались. Наконец Магардон заговорил:

– Права не имеешь. Мы государственная собственность. Тебя за порчу так вздрючат, мало не покажется.

– На том свете не достанут.

Бесы опять посовещались.

– Достанут, – сказал Магардон. – Разыщут, не спрячешься. У них там своя контора имеется, наподобие Интерпола.

У Матвея и на это был ответ.

– Нам, татарам, все равно – что водка, что керосин. Что на этом свету терпеть, что на том.

– Так ты у нас, выходит, терпила? – вкрадчиво спросил Магардон.

Оскорбления Матвей не собирался терпеть на краю смерти. Он бросил веревку и соскочил с ящика.

– Ну ты, базар фильтруй! За обиду ответишь.

Бесы примолкли. Совещались.

– А если не терпила, то кто? – спросил Магардон.

– Человек.

– Царь природы? – насмешливо спросил Магардон. – Почему не царствуешь?

– С вами поцарствуешь, – сварливо сказал Матвей.

– Именно! – воскликнул Магардон. – Именно с нами и поцарствуешь.

– Зря не балаболь.

Магардон сменил иронический тон на торжественный:

– Истинно тебе глаголю.

– Вот и засунь свой глагол знаешь куда.

– Счастья своего не понимаешь, – сказал Магардон. – Захочешь, дам тебе власть над всеми царствами и славу их, ибо она предана мне и кому хочу, тому ее даю.

– Я же сказал – трындишь! Где ты царства возьмешь?

– Царства – это метафора, – пояснил Магардон. – Да не по Сеньке шапка. Деревня – дело другое. Власть и славу над Березовкой дам.

– В гробу я видел такую славу. На всю Березовку пахать, вроде как на вас пашу?

– Ну ты и дурак!

Понятно было, что восклицание вырвалось у Магардона искренне и от души, а не было хитрым приемом воздействия.

Внезапно в диспут вступил Елизар.

– Не веришь, попробуй! Удавиться всегда успеешь.

Предложение показалось Матвею стоящим. Конечно, он придерживался принципа «взялся за веревку – вешайся», однако осуществлять его на практике до смерти не хотелось, и он обрадовался поводу отложить страшную процедуру или вовсе от нее отказаться, не теряя лица. Смотав веревку, он швырнул ее в угол хлева.

– Что делать-то надо?

– Просто пожелай чего-нибудь.

– Запросто, – обрадовался Матвей. – Накройте стол: жареное всякое, пареное, огурчики соленые, капуста кислая и бухла, само собой, побольше.

– Морда не треснет? – спросил Елизар.

Магардон внес ясность:

– У нас не стол заказов. Еду на дом не доставляем, дворцы не строим, добрых дел не свершаем – не наш профиль. Ты чего попроще загадай. Пакость, к примеру, или злое дело.

– Пакость – это я без вас могу, – неуверенно пробормотал Матвей.

Однако ничего стоящего в голову не приходило. Кабан нетерпеливо топтался на месте.

– Придумал? – спросил Магардон изнутри кабана. – Чего молчишь?

– Может, подскажешь? – попросил Матвей.

– Враги у тебя есть?

Обиду Матвей таил на всю Березовку и, пожалуй, на весь род людской, но выделить одного конкретного врага так сразу, с налету, не удавалось. Он промямлил:

– У кого их нет. Не знаю, кого выбрать.

– Ладно, зайдем с другой стороны, – предложил Магардон. – Домом чьим-нибудь завладеть желаешь? Или, скажем, жену ближнего заполучить? Или вола, или осла…

– Что-то одно выбрать или же комплектом?

– Мы не мелочимся, – гордо сообщил Магардон.

Матвей задумался: «Дом у меня имеется. Осел мне на фигища не нужен. Вол тоже, тем паче что волов ни у кого в Березовке нет. Жена всю плешь проест». Обидно! Перед ним открылся мир безграничных возможностей, а выбрать будто бы нечего. Нет у него никаких особых желаний. Ну, разве что похмелиться. Вслух он спросил:

– Ежели насчет бухалова… нельзя ли все же как-нибудь сообразить?

– Легко.

– Да ну?! – возликовал Матвей. – Ты ж вроде говорил, что на дом нельзя.

– Не доставляем, – уточнил Магардон. – Предоставить – это без проблем. Только тебе тоже придется постараться.

Восторга у Матвея поубавилось.

– Самый чуток, – успокоил его Магардон. – Просто возжелай бухла ближнего своего.

– И все?

– Ты хоть с этим справься.

Матвей возжелал без особых затруднений.

– Дальше-то что?

– Иди и пей сколько душе угодно.

Ближним Матвея был Андрон Мурылов, сосед слева, по прозвищу Бугай. Мужик могучей комплекции и буйного нрава. Трудно